Под кожей статуи свободы.
Отрывок 9/14
<<<  Содержание 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14  >>>

"Бамм-бамм!" -
по атомным грибам,
по стоящим вертикально
серым каменным гробам.
Стоп, метро, автомобили!
                              Стоп, комедия!
Джона Кеннеди убили!
                              Джона Кеннеди!

"Бамм-бамм!"
Джекки плачет,
                  корчится.
Был
      бал -
колоколом кончился.
Быть не может никакой на свете колокол
ни сугубо православным,
                                    ни католиком -
ведь у всех колоколов одна религия:
грусть-печаль,
                  их голосам равновеликая.
И качаются они,
                        над миром поднятые,
словно чёрные цветы,
                        слезами политые.
Сколько пальцев на себе храня,
                                    как таинство,
их верёвки
                  сквозь века и страны тянутся.
В куче -
            стриты, небоскрёбы,
                                          избы, улички.
Где я?
            В Далласе?
                              А может быть, я в Угличе?

"Бамм-бамм!" -
по боярским лбам,
по раздувшимся от крови
володетельным зобам.
Ой, боярский правеж,-
ночь при солнце ясном.
Рыбка синяя - нож
любит плавать в красном.
Звени народу, колокол,
                                    заре
                                          звени:
"Зарезали царевича,
                                    заре-
                                           за-
                                               ли!"
Воют мамки,
                  рушатся:
"Митенька,
                  Митенька!.."
Шепчет старец в рубище:
"Жил бы -
            хуже мыкался".
И лежит дитя в кафтане с лисьей выпушкой,
на убивцев смотрит с доброй укоризною.
В правой рученьке платочек белый с вышивкой,
в левой рученьке орешки неразгрызенные.
Ну а очи словно синие прогалинки,
а лицо ещё румяное, целёхонькое.
Шиты золотом сапожки его аленькие,
шито кровью его горлышко белёхонькое.

Пономарь Огурец
одежи не замусливал.
Пропивал порты,
                        стервец,
прозвищем закусывал.
Но когда из глаз круги
он пытался вытрясти,
поскользнулся
                  на крови,
да и вытрезвел.
И душа звонаря,
окрыляя тело,
наподобье сизаря,
к звоннице взлетела.
Вдел в петлю разбитый лапоть,
на неё налёг,
                  кряхтя,
чтобы колокол оплакал
убиенное дитя.
И бока в щербинах,
                        вмятинах
тяжело рожали звук,
и веревка в залохматинах
срывала кожу с рук.

"Бамм-бамм!" -
по святой Руси.
Бар,
      баб,
колокол,
            тряси!

"Бамм-бамм!" -
каждый виноват.
Всем
      срам,
если бьют набат.

Бухай,колокол,
                        как слиток
злата сирых и калек,
заступайся за убитых,
сам повешенный навек!

Пономарь Огурец,
лихо пономаришь,
но какой придет конец,
ты не понимаешь.
Государевым "спасибо"
за такие бубенцы
будет ласковая дыба
и калёные щипцы.
А у колокола-брата
свора каверзных ярыг
вырвет злобно,воровато
его праведный язык.
Потешаясь, как в застолье,
надают плетьми наград,
но он даже не застонет.
Стон величия - набат.

Бренчит колокольчик,
                              "Динь-динь!
                                                Динь-динь",
на хиппи вися,
                        как грузило,
как будто скулит:
                              "Я один.
                                          Я один",-
такой здоровенный верзила.
Но это терновый геройский венец -
идти одному против смрада,
а тут - бубенец
                        и второй бубенец -
уже получается стадо.
Неужто, эпоха,
                        ты глоткой сдала
и в "левой" младенческой сыпи
сменила
            набатные колокола
на колокольчики хиппи?!
На веревках колокольных -
                                    аж до судороги! -
тянут люди бурлаками
                              мир по сукровице.
Но, верёвками обвиты колокольными,
люди стонут и хрипят лаокоонами.
И в отчаянном бессилье перед вечностью
на веревках колокольных
                                    люди вешаются.
Но пока что, пономарь
Огурец,
век ещё не поломал
мне крестец.
В мире этом,
                  окровавленном,
                                          расколотом,
я хочу быть звонарём.
                              Мне бы колокол!
И к тебе,
            как оголец,
трущийся на паперти,
пономарь Огурец,
я прошусь в напарники!
Боль в печёнках,
                        костях,
в сердце встряла иглами.
Нелегко
            вперетяг
с колоколом игрывать.
Но убийцам ненавистным
не укрыться от суда -
на верёвке я повисну,
не повешусь никогда!

"Бамм-бамм!" -
по секвойям,
                  по дубам
и с оттяжкой,
                  медью тяжкой
по заевшимся жлобам.

"Бамм-бамм!" -
по хозяевам,
                  рабам,
и всем новым Годуновым,
всем убийцам -
                  по зубам!

Под кожей статуи свободы.
Отрывок 9/14
<<<  Содержание 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14  >>>