Слово о полку Игоревом :
Предисловие 01-05 06-10 11-15 16-20 21-25 26-29

26
Море вздыбилось по-вражьи.
Пена, как ведьмачья пряжа.
Вихри тучами идут.
С неба глас: "Ты слышишь, княже?
Собирайся. Дома ждут.
Ждет земля твоя родная.
Ждет отеческий престол.
Столько крыш чужих меняя,
разве ты свою нашёл?"

Зори вечером погасли.
Игорь спит или не спит?
Не о славе и богатстве -
он о Киеве скорбит.

Поражение в победу
превратится, как в бою,
если Бог зовет к побегу
из чужой страны - в свою.

Князь от склона и до склона
мыслью мерит без конца
степь от медленного Дона
и до малого Донца.

Это бегство -
                  дело чести.
С ним бежать решился вместе
верный половец Овлур.
Верный?
            А не чересчур?
Что за мысли -
                        чур, чур, чур!

Но Овлур коня за рекой
высвистнул,
и дорогу
            рукой
                        высветлил.
И чтоб князь не попался в сети,
он велел ему уразумети,
что нельзя ему быть
                              князем Игорем,
пока дело с побегом не выгорит.
Но не сделаться чьей-то добычею
можно,
            только меняя обличия.

Князь припал к земле,
                              к её лику,
кликнул.

Конь тряхнул уздой,
                                          звеня.
Стукнула земля.
Шелестнула трава
зелены слова.
Половецкие шатры,
                        как живые,
заодно и костры сторожевые
трепыхнулись,
так, что даже часовые чертыхнулись,
но по-своему.
Воин - воину
глаз не выклюет,
                        как ворон ворону.

А князь Игорь горностаем
скаканул
                  в тростники,
в незнакомый мех врастая
у трепещущей реки.
Белым гоголем -
                              на воду
сел,
      храня свою свободу.
На коня борзого вспрыгнул,
серым волком спину выгнул,
Соскочил он у Донца -
сразу шерсть сошла с лица.
Соколом под облаками
взвился над березняками,
лебедем задранным
у реки позавтракал,
а на ужин -
                  жирный гусь.
Разве нищенствует Русь?

В хвост пристроясь
                        князю-оборотню с толком,
переимчивый Овлур
                        стал тоже волком
и с кустов хвостом в лесу
отряхал студеную росу.
27
Помолчал Донец,
но сказал наконец;
"Князь,
            ты волком раньше вроде не прыгал.
Разве мало тебе славы,
                              князь Игорь?
Разве мало Кончаку нелюбия,
душегубия?
Разве мало нашей Русской земле
невеселого веселья,
                        но всегда навеселе?"

И Донцу ответил Игорь так:
                                                      "О, Донче!
Твои брызги
                  разлетались раньше звонче.
Было мало счастья разве
на волнах лелеять князя,
расстилая мураву в его ногах
на серебряных твоих берегах?
Ты окутывал теплыми туманами,
его тело,
            истерзанное ранами.
Окружали его вместо лживой челяди
твои реющие чайки и черняди.
Не такая, говорят, река Стугна.
Нет и летом в ней тепла -
                                    только студно.
В ней недобрая струя,
                              как в притоне,
отравляла все ручьи и притоки,
и на дне
            ее мутная отрава
скрыла юношу -
                        князя Ростислава.
Плачет матерь безутешная о юноше,
вместе с ивами, с цветами пригорюнившись".

И хотел еще сказать князь Игорь что-то,
но взаправдашние волки у болота
показались.
                  Шла за Игорем охота.
28
А вороны и сороки,
как болтливые пророки,
прикусили в черных клювах языки.
Скользко ползали полозы,
лишь визжали в седлах половцы,
как лошадки их мохнатые, дики.

А на пахнущем добычей выгоне,
рыщут Гзак с Кончаком по следу Игоря.
Говорит Гзак
                  Кончаку так:
"Упустить такую птицу -
                                                стыд.
Если сокол ко гнезду летит,
расстреляем соколенка,
тетиву не оттягивая звонко.
Приземлим его стрелами злачеными,
из других сердец когда-то извлеченными.
Одним сердцем больше -
                                    для стрелы
быть не может лучшей похвалы".

Ну а Гзаку говорит Кончак
так:
      "Если сокол ко гнезду летит,
и не будет стрелами убит,
соколенка не опутать ли косой
                                    красной девицы?
Никуда тогда и сокол не денется".

И ответил Кончаку Гзак
с ядовитой усмешкой в глазах:
"Если так, любезный хан,
                              дело сделается,
то не будет у нас ни красной девицы,
и ни соколенка,
                  ни сокола,
лишь крапива до осока высокая.
Что достанется еще?
                        Воронья ласковость.
Будут вороны
                  на клочья нас растаскивать
и воробышки Поля половецкого
доклюют нас
                  без чирикания льстецкого..."
Ну а где же ты,
                        князь Игорь,
                                          в этот час?
Сиротеет Русь
                        без каждого из нас.

И говаривали так Боян,
                                    Ходына,
песнетворцы,
                  отцы русской речи:
"Плечи голове необходимы,
но без головы слабеют плечи".

Возвращайся, князь!
                              Цветет ромашка
и простит, коли была промашка.
Лишь бы тебя, Игорь, не убили!
Без Руси нам на чужбине тяжко,
и Руси - без тех, кто на чужбине.
29
Что за солнце тресветлое на небе!
Так не светит никто,
                              когда наняли.
О, красавицы-девицы
                              от Дуная до Киева,
как поёте вы,
                  сами не зная какие вы!

И в совсем не скрипящем -
                                    поющем седле
снова едет князь Игорь
                                    по Русской земле.
Он спускается
                  к Днепру
                              по Боричеву
к Богородице Святой Пирогощей,
обещает граду Киеву беречь его
с каждым садом обнимаясь,
                                    с каждой рощей.

Грады -
            рады.
Рады мазанки -
                        даже самые масенькие.
Звонницы
хоть ночами готовы звонить
                        от счастливой бессонницы!
И на спуске под всхлипы
лепечут все липы
празднующей листвой:
"Живой!
            Живой!"

В землю мы не зароем,
а песням навек отдадим
славу старым героям,
и молодым!

(А все косточки,
                        добела вымытые,
из людей убиенных вынутые,
долго стуком переаукивались,
перекатывались,
                        перестукивались.)

Так поставим всем павшим не за упокой,
                                                      а во здравье свечу...
Слава Игорю Святославичу!

(А все косточки -
                        взрослые,
                                          детские,
то ли русские,
                  то ль половецкие,
то и дело хрустят под плугом,
но давно не воюют друг с другом.)

Трус, - тот, кто прожил,
                        хоть раз не бунтуя,
                                    а смирно идя в поводу.
Слава Буй Туру Всеволоду!

(Черное солнце вам было, как знаменье:
дальше - могила.
Но позабыли вы о наказании.
Слава затменье затмила.
Войны да войны.
                        Когда это кончится?
Что вы подскажете,
                        косточки,
                                    косточки?)

Тот настоящий наследник отца,
                        кто отцовскому верен мечу.
Слава Владимиру Игоревичу!

(Косточки временем выбелены,
только вот боли не выболены.)

Слава всем вам, князья и дружина,
                              Поясно вам поклонюсь.
Вы христиан защищали двужильно.
                        Тот, кто не трус - тот и Русь!

(Косточки вымытые некрещеные,
Господом нашим вы тоже прощенные...)

Память о не уступавших, но павших,
                        добрый Господь, не отринь.
Аминь.



Перевод начат в сентябре 2001 года.
Закончен 31 декабря 2001 - 17 января 2002

Слово о полку Игоревом :
Предисловие 01-05 06-10 11-15 16-20 21-25 26-29