<<< | Содержание 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Эпилог | >>> |
Над обезрыбевшим Тибром ночью витают не призраки легионеров, а наркоманов дрожащие тени, с ноздрями, белыми от кокаина, с руками, исколотыми насквозь. По старой своей подмосковной привычке, я каждое утро бегал над Тибром и слышал люд кедами тоненький хруст. Я остановился однажды и вздрогнул, увидев десятки разбитых ампул и одноразовых шприцев, а рядом валявшееся в итальянской крапиве чье-то растоптанное лицо. Лицо было русским. Было крестьянским, с красным гончарным загаром работы, с белыми лучиками морщинок возле особенных - вдовьих глаз, чуть притененных белым платочком в черную крапинку - будто остался пепел войны на платке навсегда. А почему глаза были вдовьи - я объяснить бы не смог, наверно, но женщина эта сноп обнимала на поле, остриженном по-солдатски, и так прижималась к снопу головой, словно к чему живому, родному, будто она прижималась к мужу, войной отобранному у неё. Эта вдова оказалась в Риме среди пейзажных цветных фотографий на смятой рекламке Аэрофлота, кем-то забытой на берегу. Был скомкан в гармошку Василий Блаженный, разодраны тоненькие берёзы, и грязный оттиск чьего-то ботинка, как штемпель забвенья, лежал на лице. Подошва неведомого наркомана на это лицо невзначай наступила, когда, закатав свой левый рукав, он правой рукой вводил себе в вену забвенье о будущем атомном пепле, который возможен, если возможно забвенье о пепле прошедшей войны. Забвенье уроков истории - это не что иное, как наркоманство. Какая разница, что за наркотик: ампула или просто поллитра за пазухой у наркомана футбола! А телевизорные наркоманы! Для них телебашни - гигантские шприцы, вкалывающие под кожу забвенье. И даже невинный зубной порошок - наркотик, если трусливый язык держат за вычищенными зубами. Мебель, сервизы, машины - для многих это наркотики в твердом виде. Были бы в жидком виде дубленки, шприцем их впрыскивали бы под кожу жалкие наркоманы вещей! А наркоманы власти и денег! Неужто всемирным штемпелем чёрным подошва атомного наркомана наступит сразу на все лица, как на крестьянское вдовье лицо?! "Да, наркомания — это проблема..." - кто-то вздохнул у меня за спиной. Это сказал пожилой итальянец, привязывая пропотевшую майку вокруг добродушного живота и прямо на россыпи ампул разбитых перешнуровывая свой кед. "А может быть, - он усмехнулся, - мы с вами тоже немножечко наркоманы? Бегаем как сумасшедшие утром, а не убежишь от себя никуда! Так спрашивается - для чего нам бегать?" Но все-таки он побежал, и неплохо. Сквозь кеды просматривался артрит, но икры пружинили как молодые, и капли с облезлого носа летели в крапиву на ампулы и на песок. И я побежал. Через Тибр перепрыгнул и оказался в Москве у киоска, где мама раскладывала газеты, как будто бы свой ежедневный пасьянс. Я тихо сказал ей: "Одну "Вечерку"..." "Послезавтрашнюю?" - спросила мама, не поднимая усталых глаз и голос мой не узнав из-за шума. Я оторопел. Мне порой давали в редакциях завтрашние газеты, но послезавтрашние - никогда. Я потоптался. Сказал: "Не надо... Лучше вчерашнюю, если можно..." И мама вздохнула грустно и горько: "Никто послезавтрашних не берет..." И я побежал от мамы, от страха взглянуть в послезавтрашние газеты и оказался в Италии снова и в каждой встреченной итальянке видел будущую вдову. Вдовы будущие в соборах с трупами будущими венчались. Вдовы будущие рожали будущих убитых младенцев, которым одна достанется елка - всемирная елка погибших детей. И мне закричал мальчишка-газетчик, роняя сопли на заголовки: "Синьор, послезавтрашние газеты! И вы не хотите? О мамма мия! Какими все трусами стали, синьор..." Страшно заглядывать даже в завтра, а в послезавтра - мороз по коже, вдруг там лежит ледяная пустыня, где на земле даже вдов не осталось, а вся земля оказалась вдовой? И только висит Христос опустевший, в ладони которого вбиты, как гвозди, шприцы отчаявшихся наркоманов... Быть может, об этом пророчески думал художник великого кватроченто, нарисовав на холсте не Христа, а только пустую его оболочку? Тогда еще не было ядерной бомбы и ее лицемерной дочки - нейтронной, но если не бомба нейтронная, кто же на этой картине, такой современной, навек уничтожив Христа самого, кожу его приберег для пошива сапог, кошельков и хозяйственных сумок в грядущих освенцимских мастерских? И я крикнул Христу сквозь рев самолетов: "Христиане с бомбами - не христиане! Убийцы людей - это христоубийцы! Чего ты добился? Ты распят, и только... Зачем ты сказал, что все люди - братья? Зачем восходить на голгофы, если Голгофой атомной кончится всё?!" И закружились блоковской вьюгой все послезавтрашние газеты, и тихо к Христу подошла моя мама, кожанкой воинствующей атеистки его опустевшее тело прикрыв, и выдохнула нечаянно: "Бедный..." |
<<< | Содержание 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Эпилог | >>> |