| "Дора Франко" - содержание: | <<< | 5 | >>> |
|
И Дора долго не могла уснуть: «Какая твоя родина – Россия?» – «Да, как Макондо, лишь побольше чуть…» – «А люди?» – «Есть и добрые, и злые…» – «Еухенио, но ведь Макондо нет. Его придумал барранкильец Габо». – «Но если и придумал, то не слабо, и написал он в нем весь белый свет. В нем, как в Макондо, столько бедных, пьющих. Mне кажется в тоске от нищеты, что и Россию написали Пушкин, Толстой и Чехов, Гоголь». – «Ну а ты?» Я промолчал. Тогда она спросила: «А правда ли, что Маркес был в России?» – и спас меня мой собственный рассказ в полночной мгле, при свете ее глаз: «Когда приехал к нам в Россию Маркес, его я в Переделкино повез – он был колючим по левацки малость, но я не видел в том больших угроз – ведь все таки в стране картелей рос, и все, кто жили под «Юнайтед фрут», те знали, как наручники их трут. Я предложил заехать на могилу к Борису Леонидовичу. Гость сначала промолчал и через силу сказал, скрывая неприязнь – не злость, что не случайно Пастернак был признан обрадованным империализмом, – так ждавшим эту сахарную кость – что шум вокруг поэта был позорен – как он себя использовать позволил? Был Маркес мой любимец, а не идол, и Пастернака я ему не выдал: «Но он не прятал «Доктора Живаго». Он знал, что «корень красоты – отвага». Он против игр циничных, лживых правил любовь над всей политикой поставил. Неужто вам всех высших чувств на свете важней монтекки или капулетти? Он разве начал сам скандал с романом? Им бить друг друга стали в рвенье рьяном капитализм с феодализмом русским, а Пастернака позвоночник хрустнул… Нет гениев, что все таки остались, использовать которых не пытались. Но это не вина людей, а драма… Мы завернем к могиле, или прямо?» «На кладбище», – сказал, подумав, Маркес, – замолк в нем журналист. Проснулся мастер. Так бережно он шел, войдя на кладбище, как будто под ногами были клавиши. Когда то мой отец мне говорил: «Запоминай, но не играя в судьи, как люди ходят около могил, и это тебе скажет, что за люди». О золотую краску руки выпачкав, шел романист Мидас, почти на цыпочках. Фантазия искусства больше истины и страны те, которые написаны пером рассвобожденной гениальности, реальней, может быть, самой реальности. Шел Маркес. Он тихохонько высмаркивался. Вгляделся в нежный профиль неспроста, и еле шевельнулись губы Маркеса: «Какая на могиле чистота…» |
