"Дора Франко" - содержание: | <<< | 4 | >>> |
Прости меня, Маша, еще незнакомая Маша, за то, что планета тогда не была еще наша, А Маркес невидимый вместе со мною и Дорой нас, как заговорщик, привел в Барранкилью, в которой когда то бродил он, и матерью, да и отцом позабыто, лишь с дедом, любившим внучонка драчонка Габито. И там в Барранкилье – не меньше чем полнаселения – все наперебой представлялись как родичи гения, и вместе с текилой лились их безудержные воспоминания, но маркесомания все же была веселей, чем занудная марксомания. Какой удивительный это народ – барранкильцы, волшебника слова родильцы, поильцы, кормильцы. И как достижения местные супервершинные решили они показать мне бои петушиные! И в селение Бокилья ты пришла, моя богиня. Кто хозяева? Шпана и сброд воров, достойных рей. Петухов они шпыняют, чтоб клевались поострей. Зрители и сами дергают носами, будто стали клонами, будто бы подклевывают. И красотки с веерами в бешеном озвереваньи раздувают ноздреньки – тянет их на остренькое! Не только поэтов из за стихов, не только женщин из за духов и бабников из за хвастливых грехов, не только политиков самых верхов и миллионеров из за ворохов бумажек по имени деньги, захватанных, словно девки, – люди стравливают и петухов! Петухи такие красивые – это вам не мерины сивые! Это, им подражая, древние греки воздвигали на шлемах железные гребни. Мне казалось всегда, что вот вот зазвенят петушиные шпоры, как звенели в Булонском лесу на ботфортах у вас, мушкетеры. Что с тобой сегодня? – шок, Петя Петя, петушок, золотой гребешок, шелкова бородушка, масляна головушка. Ты с малюткой братцем рос в личненьком яичике и не видел ты угроз после в его личике. Для того ли родились, для того ли вылупились, чтобы после подрались, обозлели, вылюбились? Где же братский поцелуй? Обнимитесь крыльями. «Клюй! Клюй! Клюй! Клюй!» – призывают рыльями. Так вот стравливала нас хищными голосьями свора, ставившая на брата мне – Иосифа . Кто подсказчик лживый, кто? Но по Божьей милости я еще надеюсь, что в небесах помиримся. Все исчезнут войны вмиг, жизнь другой окажется, если в нас умрут самих лживые подсказчики. И не вспомнить нам теперь ли, как друг друга не терпели Бунин с Мережковским, Есенин с Маяковским. Разве мал им космос?! Не за чей то поцелуй – славу, чек от Нобеля под базарное «Клюй! Клюй!» скольких поугробили. Столько войн и революций нас, как в ступе, потолкли, ну а люди все клюются, на подначки поддаются и врагами остаются, будто дурни петухи, стравливаемые и не выздоравливаемые. Демократий всех машины, приглядишься, – петушины, и политиков наскоки друг на друга так жестоки, и привычно им, как плюнуть, компроматом насмерть клюнуть. И куда ни убежим, везде диктаторский режим показушного мужчинства, распушинства, петушинства. Приспустите гребешки, пети пети, петушки… В Барранкилье ночь тиха. Дора, в крови выкупанного, раненого петуха за сережки выкупила. |