<<< |
| >>> |
"Худое поведение студента Николая
Лобачевского, мечтательное о себе
самомнение, упорство, неповиновение,
грубости, нарушения порядка и отчасти
возмутительные поступки; оказывая их,
в значительной степени явил признаки
безбожия." Рапорт на Н. Лобачевского "К холере можно привыкать и в ней обдерживаться." Из записей Н. Лобачевского |
Как одно из темных преступлений, для тупиц недоказуем гений. |
Что за юнец с локтями драными, буян с дырявыми карманами, главарь в студенческой орде, так заговорщицки подмигивает и вдруг с разбега перепрыгивает профессора, как в чехарде? |
Что за старик над фолиантами и с перстнем царским бриллиантовым, руке мешающем писать? Соизволенья не испрашивая, через эпоху ошарашенную он тайно прыгает опять. |
Да, он таким остался редкостным полустудентом-полуректором. Адью, мальчишества пушок! Достойней, чем прыжок для зрителей, прыжок невидимый, презрительный - угрюмой зрелости прыжок. |
Легко в студентах прогрессивничать, свободомыслием красивничать, но глядь-поглядь - утих левак, и пусть еще он ерепенится, - уже висят пеленки первенца, как белый выкинутый флаг. |
Кто титулярные советники? Раскаявшиеся студентики. Кто повзрослел - тот "поправел". Но зрелость гения не кается, а с юностью пересекается, как с параллелью параллель. |
"Либо подлость - либо честность. Получестности в мире нет" - аксиома твоя, Лобачевский, не вошедшая, правда, в предмет. |
Греч на тебя своих борзых науськал. У всех невежд - палаческая спесь, и если декабристы есть в науке, то Муравьевы-вешатели есть. |
Твой гений осмеяли, оболгали. А между тем, пока под финь-шампань жрал вальдшнепов с брусничкою Булгарин, ты от холеры защищал Казань. |
"Окстись, бабуся, - охренела? Куда ты прешься - входу нет!" "Солдатик, боязно - холера... Спастись бы в университет". |
Не спит уже неделю ректор. Как совести гражданской рекрут, он вдоль костров бредет сквозь дым, вконец бессонницей подкошен, нахохлясь мрачно, словно коршун, под капюшоном дехтяным. |
И чтобы не сойти с ума и принимать еще решенья, "Холера лучше, чем чума" - единственное утешенье. |
Пылают трупы в штабелях, и на виду у вей Казани горят дворянки в соболях и крепостные бабы в рвани. |
О, гений, сам себя спроси: "Неужто, право, непреложно лишь при холере на Руси ты, демократия, возможна?" |
Но власть в руках у лицемера, бациллами начинена, как ненасытная холера - гораздо хуже, чем чума. |
Ты открой глаза - черно в них. Погляди - по всей России на чиновнике чиновник, как бацилла на бацилле. Клюкой стучится в окна страх. Ратуйте, люди, крест целуйте! Что плач по мертвым! В штабелях, крича, горят живые люди. |
В холеру эту и чуму, дыша удушьем, как озоном, уж лучше вспыхнуть самому, чем в общей груде быть сожженным! |
И ректор видит отблеск тот, когда в отчаявшемся бунте народоволец подожжет себя, как факел, в Шлиссельбурге. Как разгорится тот огонь! И запылают в той же драме студент у входа в Пентагон, монах буддийский во Вьетнаме. Но все же мало только вспыхнуть. |
Что после? Пепел и зола. Самосожжение - не выход. Горенью вечному хвала! Кто в мире факел, кто окурок, и скажет синеглазый турок, носить привыкший робу в тюрьмах, а не в гостиных вицмундир: "Ведь если он гореть не будет, ведь если ты гореть не будешь, ведь если я гореть не буду, то кто тогда согреет мир?!" |
Шаркуны, шишковисты, насильники, вам гасить - не гореть суждено. На светильники и гасильники человечество разделено. |
И светильники не примиряются с темнотой в наитемные дни, а гасильники притворяются, что светильники - это они. |
Но победу, гений, можешь праздновать, даже если ты совсем один, если у тебя, светильник разума, гривенника нет на керосин. Свет - в отставке. Ректорствует темь. Словно некто, вроде постороннего, Лобачевский выброшен из стен университета, им построенного. Лобачевский слепнет. Бродит призраком, кутаясь в засаленный халат. Горек мед быть за границей признанным, ежели на родине хулят. "Варя, свет зажги!.. Дай мне - я сам". А жена, иссохшая от горя, поднося свечу к его глазам, шепчет: "Ты совсем не видишь, Коля". "Вижу! - он кричит, но не жене, а слепцам, глумящимся бесстыже надо всеми зрячими в стране. - Вижу - понимаете вы - вижу!" Слепота в России, слепота. Вся - от головы и до хвоста - ты гниешь, империя чиновничья, как слепое, жалкое чудовище. |
"Умираю... Варя, постели... Мы еще душою крепостные, но потомки наши - пусть не мы! - это демократия России. И Россия путь отыщет свой, полыхая болевым болидом по не предугаданной Эвклидом пьяной, но направленной кривой". |
Еще зеркало не занавесили, но лежит, барельефно суров, тот старик, что мальчишкой на лестнице перепрыгивал профессоров. Есть у всех умирающих прихоти, и он шепчет, попа отстраня: "Перепрыгивайте, перепрыгивайте, перепрыгивайте меня". |
<<< |
| >>> |