Евгений Евтушенко

У меня есть еще два сына - Саша и Тоша. Их пока не вызывают на педсоветы, поскольку Саше - только шесть, а Тоше - пять.

Когда я учил Сашу читать, дело шло туго, но он - очевидно, по Фрейду - мгновенно прочел вслух слово "юбка". Как большинство детей на земле, мои сыновья постоянно около юбок, а не около моих шляющихся неизвестно где штанов. Саша вовремя начал ходить, вовремя заговорил. У Саши странная смесь взрывчатой, во все стороны расшвыриваемой энергии и неожиданных приступов подавленной сентиментальности. Он может перевернуть все кверху дном, а потом вдруг замирает, прижавшись лбом к окну, по которому ползут струйки дождя, и долго о чем-то думает.

Тоша плохо отсасывал молоко, не рос, лежал неподвижно. Родничок на его голове не закрывался.

- Плохой мальчик. Очень плохой...- проскрипела знаменитая профессор-невропатолог и безнадежно покачала безукоризненной белой шапочкой.

В наш дом вошло зловещее слово "цитомегаловирус".

Но моя жена - англичанка с так нравящимся всем кавказцам именем Джан - не сдавалась.

Она не давала Тоше умирать, не давала ему не шевелиться, разговаривала с ним, хотя он, может быть, ничего не понил. Впрочем, говорят, дети слышат и понимают все, даже когда в материнской утробе.

Однажды рано утром Джан затрясла меня за плечо с глазами, полными счастливых слез:

- Посмотри!

И я увидел над боковой стенкой детской кроватки, сделанной из отходов мрачного учрежденческого ДСП, впервые поднявшуюся, как перископ, белокурую головку нашего младшего сына с уже полусмышлеными глазами.

Цитамегаловирус сделал свое дело - он успел разрушить часть мозговых клеток. Но неистовая Джан с викторианским упорством раскопала новейшую программу физических упражнений, когда три человека не дают ребенку отдыхать, двигают его руками и ногами и заставляют его самого двигаться. Непрерывный труд. Восемь - десять упражнений с десяти утра до шести вечера. Тогда другие клетки активизируются и принимают на себя функции разрушенных.

Появились помощники. Некоторые оказались способными лишь на помощь всплесками и быстро испарялись, исполнив разовый гуманистический долг. Я заметил, что многие могут быть добровольцами лишь по общественному поручению, а добровольное добровольчество им неведомо. Но были и те, кто работали, как волы.

Конечно, сама Джан. Ангел-хранитель нашей семьи, бывшая калужская медсестра Зина, которой Тоша сказал свое самое первое в жизни "Зи".

Геодезистка-татарка Валентина Каримовна с вкрадчивой кочевничьей походкой и черносливными глазами - "Ки". Украинка Вера, защитившая диссертацию о воспитании детей у японцев, хотя она ни разу не побывала в Стране восходящего солнца по причинам, от нее не зависящим,- "Be". Аспирантка-психолог, сибирячка, по происхождению из ссыльных поляков, Марина - "Ри". Знаменитый ватерполист, а ныне просто хороший человек - Игорь. Студент-абхазец Валера, тайно пишущий стихи, из которого никогда не получится поэт, но зато получится прекрасный отец - "Ле". Похожий на Илью Муромца и одновременно на миллионера Савву Морозова, поддерживавшего подпольную организацию, шофёр и бильярдист Вадим, приносящий в подарок то выигранные им бронзовые подсвечники, то банку маринованных белых грибов из тоскующего по нему родного Ярославля - "Ди". Мой старший сын Петя - "Пе". Самые дисциплинированные помощники английские студенты из института русского языка для иностранцев, напевающие Тоше во время упражнений его любимую песенку "Black sheep", соперничающую только с "Крокодилом Геной". Тоша их называл так: "Дж", "Э", "Ру", "Мэ".

Образовался целый интернационал, поднимающий на ноги ребёнка. Этот интернационал разминал его, мял, как скульптор мнет глину. Этот интернационал лепил из него человека. И благодарный за это маленький человек прилежно ползал по полу, дуя на маячащие перед ним зажженные спички, сопя, взбирался и спускался по лестнице, перевертывался с боку на бок, взлетал к потолку на веревочных качелях, пыхтел в прозрачной воздушной маске, и его фиалковые мамины глаза стали потихонечку думать, а ноги, раньше такие неловкие, как у деревянненького бычка, стали всё крепче и крепче ходить по земле. Но в нашем доме появлялись и наблюдательствующие поучители.

Ужас вызывало то, что с ребёнком играют спичками. Настежь открытые форточки бросали в дрожь, как потрясение основ. А одна дама, бывшая заведующая отделом знамен в магазине "Культтовары" на улице 25-го Октября, пришедшая узнать, не нужна ли нам "домоправительница" - она именно так и сказала, избегая унизительного, по ее мнению, слова "домработница", - трагически воздела руки, увидев Тошины гимнастические сооружения и кольца, ввинченные в потолок:

- Простите меня, но это же средневековая камера пыток. Ребёнку прежде всего нужен покой и калорийная пища!

А с Тошей продолжали работать, и врач-логопед, с библейскими печальными глазами, Лариса, доставала один за другим по новому звуку из его губ волшебным металлическим прутиком с шариком на конце.

А позавчера Тоша, когда мы, незаметно для него, перестали поддерживать его за локти, впервые начал подпрыгивать сам на старой раскладушке, как на батуте, и сказал трудное полуслово "пры".