Назад | (Отрывок 11/24) | Дальше |
Я стоял на скромном австрийском кладбище в местечке Леондинг над могилой, усаженной заботливо розовыми геранями. В могильном камне с фотографиями не было бы ничего необычного, если бы не надписи "Алоиз Гитлер 1837—1903" и "Клара Гитлер 1852 —1907". Один из гераниевых лепестков, сдутых ветром, на мгновение повис на застекленных мрачновато-добродушных усах дородного таможенника, казалось, ещё не просохших от многих тысяч кружек пива. Капля начинавшего накрапывать дождя уважительно ползла по седине добродетельной сухощекой фрау. В лицах родителей Гитлера я не нашел ничего крысиного. Но когда я вспоминал о том, что натворил на земле их сын, мне казалось, что под умиротворенной розовостью могильных гераней копошатся крысиные выводки.
Гитлер был мышью-полевкой, доросшей до крысы. Крысами не рождаются - ими становятся. Как же он стал крысой всемирного масштаба, загрызшей столько матерей и индейцев?
На фоне детского церковного хора в монастыре Ламбах мальчик Адольф поражает эмбриональной фюрерской позой - он стоит в заднем ряду выше всех, с подчеркнутой отдельностью, сложив руки на груди и устремив глаза в некую, невидимую всем остальным точку. Впрочем, и на других фотографиях он стоит выше всех, хотя был маленького роста. На цыпочки он привставал, что ли? Откуда такая ранняя мания величия?
Он был одним из шести детей. Его пережила лишь Паула, скончавшаяся в 1960 году. Густав прожил всего два года, Ида - два года, Отто - всего несколько месяцев, Эдмунд - шесть лет. Кто знает, может быть, когда крошка Адольф появился на свет, отец ворчливо говорил матери:
- Судя по всему, и этот долго не протянет...
Может быть, Адольф, подсознательно запомнивший эти разговоры, уверовал в свою исключительность, когда выжил?
Гитлер вырос сиротой в доме тетки, приютившей его. Может быть, его озлобил черствый хлеб сиротства? Правда, никаких сведений о том, что тетка била его или держала в чёрном теле, нет... По некоторым версиям, бабушка Гитлера по материнской линии была еврейкой, и в школе его дразнили "жидом". Не отсюда ли его патологический антисемитизм? Но нет ли в этой версии антисемитского привкуса?
Две несчастных любви - одна еще в школе к девочке Штефани, а потом к кузине Анжелике Раубаль, которую родственники и знакомые затравили своим ханжеством, доведя до самоубийства в 1931 году, после чего Гитлеру подложили Еву Браун... Есть примеры, когда несчастная любовь не озлобляет, а облагораживает... Правда, не в случае с Гитлером.
Но думаю, что разгадка его озлобленности в другом.
Гитлер был несостоявшимся художником и переживал свою непризнанность как оскорбительное унижение. Я видел его рисунки и думаю, что средние профессиональные способности у него были. Но опасно, если средние способности сочетаются с агрессивной манией величия. Гитлера дважды не приняли в Академию искусств в Вене - в 1907 и в 1908 годах. Тогда в Вене была большая еврейская община - в основном выходцы из Галиции, и, возможно, именно евреи-торговцы отвергали картины Гитлера или покупали за бесценок, не догадываясь, что тем самым готовят себе будущего палача?
Как бы то ни было, прежде чем Гитлер стал крысой, внутри его появилась крыса неудовлетворенного тщеславия, раздиравшая ему кишки.
Вероятно, именно из-за тщеславия Гитлер, всячески увиливавший от службы в австрийской армии, вступил добровольцем в 16-й баварский полк, ибо хотел доказать оружием то, чего не мог доказать кистью, - что он достоин славы.
В 1918 году под селом Ла Монтань он попал под французскую атаку отравляющим газом "желтый крест" и ослеп. Когда с его глаз сняли новизку и он снова увидел свет божий, он поклялся, что станет прославленным художником. Но в день тогдашней капитуляции Германии, возможно, от обуревавших его трагических чувств он снова ослеп, и когда прозрел, то на сей раз поклялся посвятить жизнь борьбе против жидов и красных, не понимавших его живописи.
Впрочем, он выполнил и первую клятву, став действительна самым прославленным художником смерти. Он расплескал кровавую краску по распоротому холсту земного шара, расставил скульптуры виселиц, воздвиг обелиски руин и впервые, ещё до американского скульптора Колдера, создал изысканные проволочные композиции. Он заставил себя признать как факт, он добился того, что о нем "заговорили".
Гитлер был мелким спекулянтом, выдвинутым крупными спекулянтами. Его личная болезненная гигантомания была им нужна, чтобы развернуть свои спекуляции до гигантских кровавых масштабов. Поэтому они за Гитлера и ухватились. Фашизм - это гигантомания бездарностей.
Осторожней с бездарностями...
По мрачному парадоксу в доме, где провел свое детство Гитлер, теперь живут кладбищенские могильщики.
Бардак в любой стране грозит обвалом хотя бы тем, что в чреве бардака порой и мягкотелым либералам с приятцей снится сильная рука. Потом, как будто мыслящую кильку, за мягкотелость отблагодаря, она берет их, тепленьких, за шкирку и набивает ими лагеря. И Гитлер знал всем либералам цену. В социализм поигрывая сам, он, как циркач, вскарабкался на сцену по вялым гинденбурговским усам. Вот он у микрофона перед чернью, и эхо отдается в рупорах, и свеженькие свастики, как черви, танцуют на знаменах, рукавах. Вот он орет и топает капризно с Европой покоренной в голове, а за его плечами - Рем, как призрак, мясник в скрипучих кругах, в галифе. Рем думает: "Ты нужен был на время... Тебя мы скинем, фюреришка, прочь..." И бликами огня на шрамах Рема играет эта факельная ночь. И мысли Рема чувствуя спиною, беснуясь внешне, только для толпы, решает Гитлер: "Не шути со мною... На время нужен был не я, а ты..." А Рем изображает обожанье, не зная, что его, как гусака, такой же ночью длинными ножами прирежет многорукая рука. "Хайль Гитлер!" - обезумевшие гретхен визжат в кудряшках, взбитых, словно крем, и Гитлер говорит с пожатьем крепким: "Какая ночь, партайгеноссе Рем..." |
Назад | (Отрывок 11/24) | Дальше |