Фуку
Назад (Отрывок 10/24) Дальше

Актриса не могла разломить краюху хлеба, как его разломила когда-то сибирская крестьянка на перроне. Актриса очень старалась, но в пальцах была ложь. И тогда за плечом оператора я увидел в толпе любопытных старуху. У неё были глаза женщины, отстоявшей в тысячах очередей. Её не нужно было переодевать, потому что в восемьдесят третьем году она была одет точно так же, как одевались в сорок первом.

- Может быть, попробуете вы? - тихо спросил я.

Она взяла с краюхой и присела на мешок, прислонёный к бревенчатой стене железнодорожного склада. Не обращая никакого внимания на стрекот включившейся камеры, она не просто посмотрела на стоявшего перед ней мальчика, а увидела его и поняла, что он - голодный.

- Иди сюда, сынок, - не прроизнесла, а вздохнула она и стала развязывать узелок. Она разламывала хлеб, чувствуя каждую краюху его шершавинку пальцами. Точно разделив пополам краюху, она протянула её мальчику так. чтобы необидеть жалостью. А потом легонько поправив левой рукой седые волосы, выбившиеся из-под платка, поднесла правую ладонь ко рту лодочкой - так, чтобы не выпало ни одной крошки! - слизнула их, неотрывно глядя на жадно жующего мальчика, и наконец-то не преодолела жалости, всё-таки прорвавшейся из полыхнувших мучительной синевой глаз. Оператор заплакал, а у меня исчезло ощущение границ между временами, между людьми, как будто передо мной была та самая сибирская крестьянка из моего детства, протягивавшая мне половину краюхи той же самой рукой с тёмными морщинами на ладони, с бережными бугристыми пальцами, на одном из которых тоненько светилось дешёвенькое алюминиевое колечко.

Что может быть прекрасней исчезновения границ между временами, между людьми, между народами...

В каждом пограничном столбе есть нечто
                                                                        неуверенное.
Тоска по деревьям и листьям - в любом.
Наверно, самое большое наказание для дерева -
стать пограничным столбом.
На пограничных столбах отдыхающие птицы,
что за деревья -
                              не поймут хоть убей.
Наверно,
                  люди сначала придумали границы,
а потом границы
                              стали придумывать людей.
Границы придуманы - полиция, армия и пограничники,
границами придуманы
                                          таможни
                                                            и паспорта.
Но есть, слава богу,
                              невидимые нити и ниточки,
рожденные нитями крови
                                          из бледных ладоней Христа.
Эти нити проходят,
                                    колючую проволоку прорывая,
соединяя с любовью - любовь
                                                и с тоскою - тоску,
и слеза, испарившаяся где-нибудь в Парагвае,
падает снежинкой на эскимосскую щеку.
И наверное, думает
                                    чилийская тюремная стена,
ставшая чем-то вроде каменной границы:
"Как было бы прекрасно,
                                          если б меня разобрали
                                                                                    на
луна-парки,
                        школы
                                    и больницы..."
И наверное, думает нью-йоркский верзила-небоскреб,
забыв, как земля настоящая пахнет пашней,
морща в синяках неоновых лоб:
как бы обняться -
                        да не позволяют! -
                                                с кремлевской башней.
Мой доисторический предок,
                                          как призрак проклятый,
                                                                              мне снится.
Черепа врагов, как трофеи, в пещере копя,
он когда-то провел
                        самую первую в мире границу
окровавленным наконечником
                                                каменного копья.
Был холм черепов.
                        Он теперь в Эверест увеличился.
Земля превратилась в огромнейшую из гробниц.
Пока существуют границы.
                                          мы все еще доисторические.
Настоящая история начнется,
                                                когда не будет границ.
Но пока еще тянутся невидимые нити,
нам напоминая про общее родство.
нету отдельно
                  ни России,
                              ни Ирландии,
                                          ни Гаити,
и тайные родственники - все до одного.
Мое правительство - все человечество сразу.
Каждый нищий -
                        мой маршал, мне отдающий приказ.
Я - расист, признающий единственную расу -
расу всех рас.
До чего унизительное слово "иностранец"...
У меня на земле четыре с половиной миллиарда вождей
и я танцую мой русский смертельно рискованный танец,
на невидимых нитях между сердцами людей...
А все гитлерята хотели бы сделать планету ограбленной,
ее опутав со всех сторон
нитями проволоки концлагерной,
как пиночетовский стадион...
Фуку
Назад (Отрывок 10/24) Дальше