|
Великий Сачмо был в поту. Летела со лба Ниагара, но, взвитая в высоту, рычала труба, налегала. Он миру трубил, как любил. Украден у мира могилой, ещё до рожденья он был украден у Африки милой. И скрытою местью раба за цепи невольничьи предков всех в рабство, как малолетков, захватывала труба. Он скорбно белками мерцал, глобально трубя и горланя,- детдомовский бывший пацан из города Нью-Орлеана. Великий Сачмо был в поту, и ноздри дымились, как жерла, и зубы сверкали во рту, как тридцать два белых прожектора. И лился сверкающий пот, как будто бы вылез прекрасный, могущественный бегемот, пыхтя, из реки африканской. Записки топча каблуком и ливень с лица вытирая, бросал он платок за платком в раскрытое чрево рояля. И вновь к микрофону он шёл, эстраду вминая до хруста, и каждый платок был тяжёл, как тяжкое знамя искусства. Искусство весьма далеко от дамы по имени Поза, и, если ему нелегко, оно не стесняется пота. Искусство - не шарм трепача, а, полный движений нелёгких, трагический труд трубача, где музыка - с клочьями лёгких. Искусство пускают в размен, но, пусть не по главной задаче, поэт и великий джазмен, как братья, равны по отдаче. Сачмо, попадешь ли ты в рай? Навряд ли, но, если удастся, тряхни стариной и сыграй, встряхни ангелков государство; И чтоб не журились в аду, чтоб грешников смерть подбодрила, отдайте Армстронгу трубу архангела Гавриила! |
| 1971 |
Источники:
- 1973 - Интимная лирика. М., "Молодая гвардия".
