|
Я человек - вот мой дворянский титул. Я, может быть, легенда, может, быль. Меня когда-то называли Тилем, и до сих пор - я тот же самый Тиль. У церкви я всегда ходил в опальных и доверяться богу не привык. Средь верующих - то есть ненормальных - я был нормальный, то есть еретик. Я не хотел кому-то петь в угоду и получать подачки от казны. Я был нормальный - я любил свободу и ненавидел плахи и костры. И я шептал своей любимой - Неле под крики жаворонка на заре: "Как может бог спокойным быть на небе, пока убийцы ходят по земле?" И я искал убийц... Я стал за бога. Я с детства был смиренней голубиц, но у меня теперь была забота - казнить своими песнями убийц. Мои дела частенько были плохи, а вы торжествовали, подлецы, но с шутовского колпака эпохи слетали к черту, словно бубенцы. Со мной пришлось немало повозиться, но не попал я на сковороду, а вельзевулы бывших инквизиций на личном сале жарятся в аду. Я был сожжен, повешен и расстрелян, на дыбу вздернут, сварен в кипятке, но оставался тем же менестрелем, шагающим по свету налегке. Меня хватали вновь, искореняли. Убийцы дело знали назубок, как в подземельях при Эскуриале, в концлагерях, придуманных дай бог! Гудели печи смерти, не стихая. Мой пепел ворошила кочерга. Но, дымом восходя из труб Дахау, живым я опускался на луга. Смеясь над смертью - старой проституткой, я на траве плясал, как дождь грибной, с волынкою, кизилового дудкой, с гармошкою трехрядной и губной. Качаясь тяжко, черные от гари по мне звонили все колокола, не зная, что, убитый в Бабьем Яре, я выбрался сквозь мертвые тела. И, словно мои преданные гёзы, напоминая мне о палачах, за мною шли каштаны и березы, и птицы пели на моих плечах. Мне кое с кем хотелось расквитаться. Не мог лежать я в пепле и золе. Грешно в земле убитым оставаться, пока убийцы ходят по земле! Мне не до звезд, не до весенней сини, когда стучат мне чьи-то костыли, что снова в силе те, кто доносили, допрашивали, мучили и жгли. Да, палачи, конечно, постарели, но все-таки я знаю, старый гёз,- нет истеченья срока преступлений, как нет оплаты крови или слез. По всем асфальтам в поиске бессонном я костылями гневно грохочу и, всматриваясь в лица, по вагонам на четырех подшипниках качу. И я ищу, ищу, не отдыхая, ищу я и при свете, и во мгле... Трубите, трубы грозные Дахау, пока убийцы ходят по земле! И вы из пепла мертвого восстаньте, укрытые расползшимся тряпьем, задушенные женщины и старцы, идем искать душителей, идем! Восстаньте же, замучепные дети, среди людей ищите нелюдей и мантии судейские наденьте от имени всех будущих детей! Пускай в аду давно уже набито, там явно пе хватает «ряда лиц», и песней поднимаю я убитых и песней их веду искать убийц. От имени Земли и всех галактик, от имени всех вдов и матерей я обвиняю! Кто я? Я голландец. Я русский. Я француз. Поляк. Еврей. Я человек - вот мой дворянский титул. Я, может быть, легенда, может, быль. Меня когда-то называли Тилем, и до сих пор я тот же самый Тиль. И посреди двадцатого столетья я слышу - кто-то стонет и кричит. Чем больше я живу на этом свете, тем больше пепла в сердце мне стучит! |
| 1965 |
Источники:
- 1973 - Интимная лирика. М., "Молодая гвардия".
