|
Миннеаполис - там, где эти подонки ударами с ног меня сбили. "Мы наплакались, - говорит мне хозяйка. - Мы думали - вас убили". Дочь - студентка. Она флейтистка. Ей лет двадцать. Её зовут очень странно, совсем неблизко, переменно, - то "Маша", то "Рут". В этом тихом котедже Рут обносит коктейлями старших, а глаза её те же, как у той, с Патриарших, где я ночью на велосипеде проезжал переулками мглистыми, и так весело пели спицы с мокрыми листьями. Рут подносит к губам своим флейту. Как спасительно Баха вдохнуть, словно медленно входишь в Лету по колени, по пояс, по грудь. А у флейты, как иллюминаторы, светят дырочки на боку. Кто-то смотрит из них внимательно, кто-то маленький там начеку. И следит он из этой обители, строгий гномик, сидящий молчком, чтобы музыку не обидели сытым чавканьем или смешком. И в сонате - дыханье столетий, легкий лепет кастальских струй. Как он чист, поцелуй с флейтой, - с человечеством поцелуй. А отец молчаливый твой, Рут, с напряжённо собравшимся лбом в своём письменном роется вдруг и протягивает фотоальбом. Там, у полусожённой рощицы, он - сержантик, юнец, новичок. С ним - курносая регулировщица, пилоточка - набочок. Она тоже вроде подросточка, с ним в обнимку над Эльбой стоит, и армейская наша звёздочка у неё во лбу горит. подняла она озорно расчехлённый флажок для отмашки, он - бутылку с французким "Перно", а на фото: "Джону от Маши". Воздух пьют, как берёзовый сок, что-то молодо ожидая, - двух народов победный цветок - Джон да Марья. ...После наглого улюлюканья там, где сволочь трусливо куражится, гдя вся слава моя то ли мукою, то ли самоубийством кажется; после скуки приёма салонного, где ласкают меня, как ребёночка, где накалывают на соломинку то ли вишенку, то ли бомбочку, - после этого так прекрасно оказаться, бокал поднимая, в доме чисто американском где хранится цветок Джон да Марья. Рут, видения флейтой зови, в этот вечер отцу не переча. Может, не было вовсе любви - только просто случайная встреча. Ну а может, была... Был звон обожжёных войною ромашек, но ни слова по-русски - Джон, по-английски ни слова - Маша. А победа переплела руки девичьи и мужские, и друг другу перевела И Маерику, и Россию. Я не спрашиваю ни о чём - как там было на самом деле... Флейта, флейта весенним ручьем, и для музыки мир неразделён. Эти чистые ноты не врут - в них ручьи пробивают сугробы. Ты сыграй мне грядущее, Рут, там, где нет недоверья и злобы. Невозможного нет ничего, ни того, что ночами снится, если вновь у отца твоего брызги Эльбы блестят на ресницах. Дайте каждому Эльбы глоток на земном исстрадавшемся шаре, и бессмертником станет цветок - Джон да Марья! |
| 1972 |
Источники:
- 1973 - Интимная лирика. М., "Молодая гвардия".
