Фуку
Назад (Отрывок 3/24) Дальше

- Только вы нас можете выручить, только вы...- ещё раз повторил мужчина с честными голубыми глазами, в ковбойке с протеринками на воротнике, с брезентовым, не слишком полным, выцветшим рюкзаком за плечами.

Мужчина держал за руку мальчика - тоненького, шмурыгающего носом, в коротеньких штанишках, в беленьких носочках, на одном из которых сиротливо зацепился репейник. У мальчика были такие же, только еще более ясные голубые глаза, лучившиеся из-под льняной челки.

Этот незнакомый мне мужчина ранним утром пришел в мою московскую квартиру со следующей историей. Он - инженер-судоремонтник, работает на Камчатке. Приехал с сыном в Москву в отпуск - их обокрали. Вытащили все - деньги, документы. Знакомых в Москве нет, но я - его любимый поэт и, следовательно, самый близкий в Москве человек. Вот он и подумал, что я ему не откажу, если он попросит у меня деньги на два авиабилета до Петропавловска-на-Камчатке. А оттуда он мне их, конечно, немедленно вышлет телеграфом.

- Сынок, почитай дяде Жене его стихи...- ласково сказал мужчина. - Пусть он увидит, как у нас в семье его любят...

Мальчик пригладил челку ладошкой, выпрямился и начал звонко читать:

- О, свадьбы в дни военные!

Деньги я дал. С той поры прошло лет пятнадцать, и у этого мальчика, наверно, появились свои дети, но никакого телеграфного перевода с Камчатки я так и не получил. Видимо, этот растрогавший меня маленький концерт был хорошо отрепетирован. Меня почему-то вся эта история с профессиональным шантажом сентиментальностью сильно задела.

Всё мое военное детство было в долг. Мне давали в долг без отдачи хлеб, кров, деньги, ласку, добрые советы и даже продуктовые карточки. Никто не ждал, что я это верну, да и я не обещал и обещать не мог. А вот возвращаю, до сих пор возвращаю.

Поэтому я стараюсь давать в долг деньги, даже нарываясь на обманы. Но я стал замечать, что иногда люди, взявшие у тебя в долг, начинают тебя же потихоньку ненавидеть, ибо ты - живое напоминание об их долге. А все-таки деньги надо давать. Но откуда их взять столько, чтобы хватило на всех?

В детях трущобных с рожденья умнинка:
надо быть гибким,
                              подобно лиане.
Дети свой город Санто-Доминго
распределили
                        на сферы влияний:
этому - "Карлтон",
                              этому - "Хилтон".
Что же поделаешь -
                              надо быть хитрым.
Дети,
            в чьем веденье был мой отельчик,
не допускали бесплатных утечек
всех иностранных клиентов
                                                наружу,
каждого нежно тряся,
                                    словно грушу.
Ждали,
            когда возвратятся клиенты,
дети,
            как маленькие монументы,
глядя с просительностью умеренной,
полные, впрочем, прозрачных намерений.
Дети,
            работая в сговоре с "лобби",
знали по имени каждого Бобби,
каждого Джона,
                        каждого Фрэнка
с просьбами дружеского оттенка.
Мальчик по имени Примитиво
был расположен ко мне
                                    без предела,
и мое имя "диминутиво"1
он подхватил
                        и пустил его в дело.
Помню, я как-то ещё не проспался,
вышел небритый,
                        растрепан, как веник,
а Примитиво ко мне по-испански:
"Женя, дай денег!
                        Женя, дай денег!"
Дал.
      Улыбнулся он смуглый,
                                                лобастый:
"Грасиас!"2
А у него из-под мышки
двоеголосо сказали:
                              "Здравствуй!" -
два голопузеньких братишки.
Так мы и жили
                        и не тужили,
но вот однажды,
                        как праздный повеса,
я в дорогой возвратился машине,
а не случилось в кармане ни песо.
И Примитиво решил, очевидно,
что я заделался к старости скрягой,
да и брательникам стало обидно,
и отомстили они всей шарагой.
Только улегся, включив эйркондишен,
а под балкончиком,
                              как наважденье,
дети запели, соединившись:
"Женя, дай денег!
                        Женя, дай денег!"
Я улыбнулся сначала,
но после вдруг испугала поющая темень,
ибо я стольких услышал в той просьбе.

"Женя, дай денег!
                        Женя, дай денег!"
В годы скитальчества и унижений
Женькою был я -
                        не только Женей.
И говорили бродяги мне:
                                    "Женька,
ты потерпел бы ишо -
                                    хоть маленько.
Бог всё увидит - ташшы свой крест.
Голод не выдаст,
                              свинья не съест".
Крест я под кожей тащил -
                                                не на теле.
Голод не выдал,
                              и свиньи не съели.
Был для кого-то эстрадным и модным -
самосознанье осталось голодным.
Перед всемирной нуждою проклятой,
как перед страшной разверзшейся бездной,
вы,
      кто считает, что я - богатый,
если б вы знали -
                              какой я бедный.
Если бы это спасло от печалей
мир,
      где голодные столькие женьки,
я бы стихи свои бросил печатать,
я бы печатал одни только деньги.
Я бы пошёл
                  на фальшивомонетчество,
лишь бы тебя накормить,
                                                человечество!
Но избегайте приторно-святочной
благотворительности,
                                    как блуда.
Разве истории
                        недостаточно
"благотворительности" Колумба?
Вот чем его сошествие на сушу
и завершилось, как сновиденье -
криком детей,
                        раздирающим душу:
"Женя, дай денег!
                        Женя, дай денег!"

1 Диминутиво - Уменьшительное (исп).
2 Грасиас - Спасибо (исп).

Фуку
Назад (Отрывок 3/24) Дальше