Специфика прозы Евтушенко (продолжение)

Назад

Роман "Не умирай прежде смерти" - русская политическая сказка

В названии романа "Не умирай прежде смерти" заложена скрытая, хотя и не несущая характера мировоззренческого убеждения полемика с положениями известного исследования американских ученых "Жизнь после смерти "23, которое в конце 80-х годов приобрело всероссийскую известность. "Используя" интерес к мыслям о жизни после смерти, поэт стремится привлечь читателя к своему толкованию идеи смерти прежде смерти, а тем самым и к самому произведению, которое было сориентировано на американского и русского читателя.

Уже само название "русской сказки" предполагает вопрос: "А что это означает?". Для Евтушенко неприемлема сама идея смерти, которая предполагает бессмертие. Поэтому он и вкладывает в уста своего героя - "двойника" Залызина это сомнение: "Значит, для того, чтобы не умереть, надо умереть? Но ведь оттуда еще никто не возвращался, не рассказывал - как там". Далее поэт начинает сам растолковывать читателю: умереть прежде смерти - значит отказаться от борьбы за общечеловеческие и общенациональные ценности ( за свободу, счастье, любовь). "Может быть, любить - это и есть не давать умирать друг другу? - рассуждает любимая Залызина. - Если все равно мы когда-нибудь умрем, на черта организовывать себе смерть? Давай лучше организовывать себе прекрасные сумасшествия! Все неспособные к прекрасным сумасшествиям умерли прежде смерти". (Ср. стихотворение "Качался старый дом": "Ты разлюбил. Ты умер. Когда-то ты любил. Когда-то ты был жив").

Однако и этого мало для евтушенковского понимания смерти прежде смерти, и он конкретизирует: "Человек умирает только тогда, когда умирает память. Тогда ему нечего передать другим, и с собой не о чем говорить. Жизнь без памяти становится бессмысленной". Автор добавляет непременное, важное для него уточнение: "знаменитости, переставая быть знаменитостями, умирают до собственной смерти. Слава очень часто становится смертью личной жизни".

В романе несколько сотен персонажей. Автор стремится всех их "вместить" в текст, разделяя на три основных группы. Первую немногочисленную группу составляют, пожалуй, лишь несколько персонажных пар: бывший знаменитый футболист Прохор Залызин и его любимая женщина, следователь по особо важным делам Степан Пальчиков и его жена Алевтина (их дочь Настенька). Они занимают в тексте особое положение: персонажи призваны "вести" главную сюжетную линию произведения. К ним, безусловно, примыкает и сам поэт, который появляется в разных главах, рассказывая о своих "потерянных" женах и детях, например, в главе "Исповедь перед путчем". Исповедь и самона¬блюдение преобладают в романе над вымыслом, лирическое излияние тщательно "документируется".

Вместе с тем автор "не удовлетворяется" только своим личным присутствием на страницах романа, вписывая в образы других персонажей подробности собственной судьбы, вживляет обстоятельства жизни близких ему людей в жизнь разнохарактерных героев-шестидесятников. Евтушенко наделяет одного из главных героев романа, "бывшего игрока сборной СССР по футболу, а ныне слывущего спившимся ночного сторожа магазина "Спорттовары" шестидесятилетнего" Прохора Залызина собственными биографическими чертами: один возраст, учеба в 254-ой московской школе, исключение из школы за любовь к футболу (факт опосредованный). В этом случае Евтушенко использует прием автобиографии. т.е. он приписывает Залызину те черты характера, которыми он хотел бы обладать в детстве, например, стать профессиональным футболистом, которым не стал, взамен "отнимая" у него профессию писателя, которую герою пророчила учительница литературы.

Ситуации жизни автора повторяются в романе, но они составляют уже содержание жизни Залызина: "А потом они шли по ночной Москве и пили газировку из граненых стаканов, светящихся, как кристаллы горного хрусталя в руках одиноких дремлющих газировщиц" (ср. стихотворение "Ночная газировка").

В романе "Не умирай прежде смерти" образ поэта дополняется образом Залызина. Так, например, в главе "Исповедь перед путчем", где описываются, в частности, евтушенковские взаимоотношения с первой женой, находим: "я боялся того, что пищащий, писающий ребенок отнимет у меня так называемую свободу, которой я тогда по-дурацки дорожил. Но убитый по моему настоянию ребенок отнял у меня большее - любовь его матери". В главе "Футбол и скалолазание" рассказывается о причинах "разведших" Залызина и его любимую женщину: "Их разделила его жажда славы. Самой славы еще не было - но ее жажда была жестокой ко всему, что могло помешать славе, даже если это любовь. Видение пищащей и писающей на головы человечества армии его детишек... встало между ним и славой. Он был сам еще слишком ребенок, чтобы иметь детей". Как не вспомнить слова Евтушенко из поэмы "Под кожей статуи Свободы":

На миллионах лиц моя судьба и драма.

Во вторую группу входит около 30 персонажей с говорящими именами: Генерал Со Шрамами, Скромно-Элегантный Демократ, Великий Лагерник (Солженицын), Румяный Комсомольский Вождь (Павлов), Маршал, Человек-Виолончель (Ростропович), Любимец Ахматовой (Бродский), Демократ-Прорубист, Фронтовая Летчица, Автор Сонетов и Психушек (Андропов), Глобальный Грузин (Шеварнадзе), Хозяин Азербайджана, Кристальный Коммунист, Великий Дегустатор, Главный Начальник Спорта... Отметим, что Евтушенко наделяет персонажей данного "сообщества" разной степенью узнаваемости: если имя М. Ростроповича ("Человек-Виолончель") прозрачно по принадлежническому смыслу, то суть имени, скажем, Генерала Со Шрамами - загадка, которую автор и предлагает читателю, стремясь призвать его воображение и знания ситуации августа 1991 г.

Третью, самую многочисленную группу составляют "коллективные" герои: Выжившие Инвалиды, Люди из Очереди (защитники Белого Дома).

"Перемешивая" личные и исторические судьбы персонажей, перемежая временные пласты российской и советской истории, сводя и разводя столь многочисленных реальных и вымышленных героев, Евтушенко подчеркивает и одну из жанровых особенностей русской сказки, в которой ВСЕ МОЖЕТ БЫТЬ. Именно поэтому Президент России не может утром найти свои носки, а Бывший Рекетер становится охранником Белого Дома, следователь Пальчиков беспрепятственно попадает в число приближенных Ельцина, а любимая Залызина - скалолазка Лодка - достает сосульку с Кремлевской башни...

Автор на протяжении всего своего многостраничного романа настойчиво убеждает читателя (как русского, так и зарубежного) в уникальности русской жизни, русской идеи, русской истории, "потому что нигде в мире нет ничего похожего на Россию".

Евтушенко не устает подчеркивать одно из свойств русской ментальности: взаимопроникаемость реального и вымышленного, их родство. Обращаясь ко времени истребления русского крестьянства, автор доказывает: в российской истории все взаимосвязано.

Тема гонения за религиозные взгляды в романе пересекается с темой абсурдной сути коллективизации: один из героев "русской сказки" "дряхлый старик" ищет тюрьму, где есть свободное место. В тряпицу у него завязана безграмотная бумага следующего содержания: "В ЛЮБОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ СЕВЕРОКАВКАЗСКОГО КРАЯ. Связи падежом тягловой силы и нехваткой идиниц направляеца своим ходом в тюрьму для пременения класовой борьбы по отношению к ниму злосный недовыевленый подкулачник Иона Чихарев 1861 году рождения. Азначенный агент мировой буржуазии придательски ховал от колхозного счастливого труда сваво неинвенторезованного жиребца по хвамилии Гнедко, правокационнно надевал в революционные праздники царские медали и, не стесняясь внуков-пианеров какие смело сихнализовали об этом, содержал в красному углу патрет противника колективизации, извесного под фамилтием Исус Христос. Посему прозьба посадить в любое заключение, где будет свободное место. Упалнамоченный ГПУ Скрынюк".

Примеров "чудесного" на страницах романа рассыпано множество.

Следует уточнить жанровую сущность романа: это не просто "русская сказка", а русская политическая сказка, ибо в российской политике середины 80-х - начала 90-х годов действительно был, пожалуй, задействован (вольно или невольно) каждый россиянин. Евтушенко еще раз подчеркнул эту особенность российского менталитета, сформулированную им в 1990 г.: "Политика - привилегия всех".

Автор обнажает принципы современной политики. Так, например, приводятся следующие рассуждения М.С. Горбачева: "Что за гнусность в самой природе политики - чтобы удержаться в ней, кого-то обязательно надо предавать. А может быть, мои соратнички, чувствуя, что вот-вот их выбросят, как шлак, решили предать меня раньше, чем я их, чтобы удержаться, и в этом весь секрет их вшивого переворота?".

Обращаясь к жизни Горбачева, Евтушенко исследует природу двойственности сознания своего поколения: "Человек по имени Президент "складывался" из двух составных: Крестьянского Сына и Оккупированного Пацана. Здравый смысл Крестьянского Сына дополнялся страхом за свое прошлое и прошлое репрессированных родственников Оккупированного Пацана". К этим двум ипостасям будущего Президента добавилось "подневольное поведение" Восходящего Аппаратчика, проводящего антисемитские собрания, осуждающие врачей-убийц. Автор таким образом стремится показать сложный характер идейной эволюции Горбачева как политического представителя шестидесятничества. "Крестьянский Сын горестно недоумевал: почему Хрущев, разоблачивший Сталина, не наберется мужества покаяться в том, что и на его руках кровь. А Восходящий Аппаратчик прекрасно понимал Хрущева: если в политике покаешься, тебе конец, ибо люди считают покаяние признаком слабости и никогда не пойдут за тем, кто кажется им слабым".

В романе показана нравственно-политическая драма шестидесятничества, причины которой заложены в самой его природе. Евтушенко-человек, став заложником времени ("под эпоху я плечи подставил, так, что их обдирало сучье") вступает в конфликт с Евтушенко-политиком ("а любимой плеча не оставил, чтобы выплакалась в плечо"): "Никакая политика не стоит человеческих жизней, но политику в этом трудно убедить".

Книга прозы "Волчий паспорт"

Последнюю по времени издания (1998) книгу прозы "Волчий паспорт" трудно рассматривать как новую, самостоятельную работу Е.А. Евтушенко, так как под одной обложкой собраны и ранее известные главы автобиографического плана ("Прощание с двадцатым веком", "Жизнь как приключение", "Слух о моем самоубийстве"), и не раз перепечатываемые статьи поэта, представленные как части книги в несколько измененном виде, и фрагменты из нашумевшей "Преждевременной автобиографии", и глава "Исповедь перед путчем" из "русской" сказки "Не умирай прежде смерти". Кроме того весомой и достаточно интересной частью книги является "Глава заключительная, написанная не мной" ("Пунктир"), которая состоит из многочисленных высказываний разных людей о поэте, то есть это своего рода "пунктир его жизни". В книгу включены и отдельные стихотворения поэта последнего времени.

Таким образом, "жанр" книги "Волчий паспорт", видимо, следует определить как коллаж, дающий представление о его жизни. Автор предупреждает: "Герой книги - не Евтушенко, а двадцатый век, увиденный его глазами. Но одновременно это и Евтушенко, увиденный глазами двадцатого века".

Остановим внимание на новых главах книги, которые представляют собой, хотя и "разбросанную" по времени, но цельную картину жизни поэта, ранее неизвестную читателю.

Глава "Жизнь как приключение" имеет два "раздела": "Почему я не играю в карты" и "Хрустальный шар прадедушки Вильгельма". Эти части книги можно рассматривать как мемуарные зарисовки. Вместе с тем мемуарная основа первой части главы - особого рода: автор определяет это необычное жанровое образование как "рассказ по рассказу моего отца".

Е.А. Евтушенко рассказывает о подробностях, предшествовавших его рождению со слов своего отца Александра Рудольфовича Гангнуса, то есть это как бы "двойные" мемуары или мемуары в мемуарах. Реальные факты, о которых А.Р. Гангнус поведал своему сыну, вступают во взаимозависимость с впечатлением, вызванным у поэта. Для Е.А. Евтушенко скорее важнее впечатление, а затем уже - детали, которые призваны для сохранения впечатления. Чувствуя себя художником, он и подбирает детали, способные передать точность впечатления.

Следует подчеркнуть: в новых главах книги отчетливо ощутима интимизация повествования24 , стремление, с одной стороны, вовлечь читателя в самые глубины "преданий" семьи поэта, с другой - показать не только семейную драму, но и драму шестидесятнических иллюзий. "Трагедия интеллигенции состоит в том, что мы вообще плохо представляли, что может произойти, и оказались неподготовленными к событиям, которые сами и подготавливали", - находим мы авторское откровение в предисловии.

Особое место в "Волчьем паспорте" занимают главы о любви, как ранее известные ("Исповедь перед путчем"), так и новые ("Слух о моем самоубийстве"). Содержательные тональности этих глав о родовых корнях поэта соприродны, ибо центральными их персонажами являются женщины.

Нередко в поэтическом сознании Евтушенко романтическое и реалистическое видение женщины составляют нерасторжимое своеобразное единство: возвышенное и земное, уходящее во вневременную перспективу и сознательно конкретизированное божьим творением, средоточием земных и внеземных свойств. "А вокруг была белоствольная березовая роща, напоминающая сотни голых женщин на заре христианства, сбегающих вниз, по берегу реки, чтобы принять крещение в воде.

Когда я не удержался и сказал Аушре об этом, она что-то шепнула своей подруге, и они ушли куда-то за березы, а потом появились из-за них лишь в газовых прозрачных накидках, сквозь которые просвечивали их обнаженные тела, как будто ожившие, очеловеченные в женских образах березы, накинувшие на себя нежный вечерний туман, и начали босиком кружиться на траве вокруг скатерти, то привставая на цыпочки, с чуть зазелененными пятками, к которым прилипали травинки, то пружинно опускаясь на ступни, отчего только что казавшиеся тоненькими-тоненькими ноги сразу наливались играющими мускулами" (роман "Волчий паспорт").

Вместе с тем поэтическое сознание Евтушенко, как правило, не способно увидеть лишь одно, божественное происхождение женщины. Коварство и любовь женщины в его понимании часто неразъединимы. "Первая безукоризненно вежливая женщина Аушра, у которой поэт "никогда не видел истерических переходов от всплесков страсти к скандалам", оказывается человеком, выполняющим специальное задание КГБ... по спасению Евтушенко от нежелательного для международного мнения самоубийства. Глубоко интимное и государственное переплетаются в их судьбе.

В этом случае женщина выступает оберегающей силой, охранительницей, спасительницей. Мотив любви-спасения повторится в евтушенковской прозе 80-90-х годов не раз. Например, скалолазка Лодка, чудесным образом появившаяся в окне высотного дома спившегося бывшего знаменитого футболиста Прохора Залызина, спасет его от "умирания прежде смерти". Поэт боготворит женское, милосердное и всепрощающее начало в любви.

Подведем предварительные итоги. Изменение общих мировоззренческих ориентиров в конце 70-х годов, продиктованное определенной исчерпанностью шестидесятнических идей, ознаменовалось стремлением Е.А. Евтушенко укрепить свою программу на основе осмысления вечных литературных тем. В результате этих поисков усиливается интимизация повествования в произведениях поэзии, прозы, кинематографии, литературно-публицистической критики 80-90-х годов - на основе интенсивной разработки любовной тематики. Поэт как бы собирает свои художественные достижения в интимной лирике воедино, находя мировоззренческую точку опоры в теме любви как одной из важнейших категорий этики. Вследствие этих устремлений любовная тема обретает свое новаторское значение, проявляющееся в ряде существенных положений. Во-первых, поэт акцентирует внимание на сам процесс постижения драмы спальни. Отсюда - перенесение места любовного действия в центр произведений и повышение уровня откровенности. Отсюда же исходит и повышение роли эротических картин в его творчестве. Во-вторых, заслугой поэта, по нашему мнению, следует признать и то обстоятельство, что он в большой мере способствовал легализации чувственной любви. В-третьих, Е.А. Евтушенко, осмыслил в основном, два, наиболее близких ему состояния любовной интриги: рождение и смерть чувства. Отсюда - усиление общего эмоционального пафоса лирического повествования и возникновение нового, наиболее крайнего типа русского классического варианта любви-жалости - любви-вины, порожденная ею исповедальность. В-четвертых, литературно-публицистический стиль поэта продиктовал и отчетливую индивидуализацию образа лирического героя, нередко переходящую в автобиографичность.

В прозе Е.А. Евтушенко сошлись заложенные в его творчестве устремления поэзии к прозе, а прозы к поэзии. В большой мере проявились стилистические и мировоззренческие основы его творчества. Растущая убежденность в подлинности бессмертия силы духа получает в его романе "Ягодные места" и "русской сказке" "Не умирай прежде смерти" жизненное обеспечение: "если будет Россия, значит буду и я". Евтушенко наделяет вечной жизнью ягодные места своей Родины, любовь, рожденную в этом мятежном, но светлом краю, отчаянную борьбу человеческого духа с "суетой сует". "И смерти не будет" - именно эти слова из "Откровения Иоанна Богослова" определяют главное содержание евтушенковской прозы 80-х - начала 90-х годов.

Проза Е.А. Евтушенко последнего пятнадцатилетия сыграла важную роль хранительницы идейно-художественных сил поэта, она расширила его профессиональные горизонты, одновременно углубив и сделав разнообразными его главные, заветные мысли.

В начало статьи

Примечания

  1. Евтушенко Е. Жизнь после смерти. - М.: Советский писатель. - Олимп, 1991.
  2. "Надрывная исповедальность порой способна шокировать", - абсолютно верно отмечала первый рецензент книги. (См.: Латынина А. Ему аплодировали стадионы и президенты // Лит. газета, 21 октября, 1998. - С. 4.

Хакасский государственный университет, Абакан
http://www.kommersant.org.ua