Вечное венчание
Маше
1. Статуя свободы.
В давешние годы
Статую свободы,
Чуть навеселе,
В кепочках кургузных
Делали французы,
Запивая юным "Божоле".
Делали на фабрике,
В крошечном сельце,
И усы нафабренные
Щекотали местных
Девушек прелестных
Где-нибудь в сенце.

Фабрика закрыта,
И почти забыта,
А свобода стала знаменита.

В том сельце живёт мой друг -
                                                      Целков Олег,
Почти что русский скрип телег.

Здесь часа четыре до Парижу,
А в таверне минералки я не вижу.
Здесь не слышали крестьяне никогда
Что такое -
                        минеральная вода.
И на черта минералка,
Если здесь -
                        неумиралка?
Не пройтись ли нам,
                                    любимая,
                                                      туда?
Здесь журчанье родников
И молчанье всех веков,
И стоят стожки,
                              стожки
Свежие,
                  игривые,
Как греховные стишки,
Шелестливые.

И шепча так вдохновенно,
Подговаривает сено
Все заботы сбросить с плеч,
Дать себя завлечь,
                              прилечь,
Цель нескромно не тая,
Позабыв, где ты,
                              где я...
И кричу,
                  впадая в транс:
"Viva la France!"
Где-то на лугу
вмятина в стогу,
Вроде бы небрежная,
А такая нежная.
Но об этом,
                        козы,
Бабочки,
                  стрекозы,
Людям ни гу-гу.

Наш совместный слепок
Был совсем некрепок.

Может быть, мгновенно
Распрямилось сено,
И от нас в нём навсегда
Не осталась ни следа?

Милая,
            милая, -
Минешь ты,
                  и мину я?
Миновать можно кровать -
Сена нам не миновать!
Боже,
            что такое счастье?
Дай нам грешной чистоты,
Чтоб умели мы почаще
Забывать, где я,
                              где ты.
Мы -
            прообразы природы.
Мы -
            луга,
                        стога,
                                    холмы.
Наша статуя свободы -
Это сдвоенные мы.
ноябрь 2002
госпиталь в Талсе
2. Читая Ромена Гари
А поцелуй - он всё длится, длится,
И невозможно пошевелиться,
И разделить уже нельзя,
Когда сливаются наши лица
И переваливаются глаза в глаза.

Ещё немного дай поцарую
Внутри даруемого царства губ.
У смысла жизни - вкус поцелуяю
Господь, спасибо, что ты не скуп.

Тебя, любимая, я драгоценно.
С тобой мы всюду, как в свежем сене,
Где пьяно-сладостная шелестня.
Дай поцелуями мне воскресенье
И поцелуями продли меня!
ноябрь 2002
госпиталь в Талсе
3. Твой голос
Если б голос можно было целовать,
Я прижался бы губами к твоему,
Шелестящему внутри, как целый сад,
Что-то шепчущий, обняв ночную тьму.

Если б душу можно было целовать,
К ней прильнул бы, словно к лунному лучу.
Как бедны на свете те, чья цель - кровать.
Моя цель - душа твоя. Её хочу.

Я хочу твой голос. Он - твоя душа.
По росе хочу с ним бегать босиком,
И в траве, так нежно колющей, греша,
Кожи голоса коснуться языком.

И, наверно, в мире у тебя одной
Существует - хоть про всё навек забудь! -
Этот голос, упоительно грудной,
Тот, что втягивает в белый омут - в грудь.
2002
4. А была ты красивой?
Я даже не знаю...
А была ты красивой?
                                    Я даже не знаю.
Ты боялась меня,
                                    обнимала несмело.
Отводила глаза, в меня пальцы вминая,
И стеснялась того,
                                    что совсем ничего не умела.

А была ты красивой?
                                    Я даже не знаю.
Тебя нежность бросала то в жар,
                                                      то знобила.
Я представить не мог,
                                    что ты можешь быть злая.
Ты красивой была,
                                    потому что любила.

А была ты красивой?
                                    Я даже не знаю.
Твоя кожа пушком под рукой золотела.
И я весь до сих пор, словно рана сквозная,
Где, светясь,
                        твое тело во мне пролетело.

Я была ты красивой?
                                    Я даже не знаю
Но тебя сохранил,
                              суеверно колдуя.
Я останусь тем зеркалом,
                                          где глубина ледяная
Заморозила нежно тебя,
                                    навсегда молодую.
декабрь 2004
5. Tuck me in
Во всех языках на свете,
                                    конечно, много есть злого,
Но всё-таки доброго больше,
                                          и с ним я нигде не один,
И я обожаю по-детски
                                    простое английское слово,
Пахнущее крахмалом,
                                    шуршащее "Tuck me in..."
Я вечно был в детстве мерзлявым,
                                                как досоветская барышня,
Среди всех счастливцев не мёрзших
                                          каким-то я был не таким:
"Дует сквозь одеяло.
                              Ты подоткни его, бабушка..." -
Это и было наше
                              русское "Tuck me in..."
Мой сын краем уха слышал
                                                про Сталина
                                                      и про Берию,
В свои пятнадцать он маленький,
                                          хотя почти исполин,
Его голова в Оклахоме,
                                    а ноги там, где "Siberia",
И он, как ребёнок, просит:
                                    "Мамочка, tuck me in..."
Когда она засыпает,
                              устав от школьных тетрадок,
От двух сыновей и мужа -
                              от всех своих трёх мужчин,
Едва коснувшись губами
                              растрёпанных мужниных прядок,
Шепчет она чуть слышно
                              измученное "Tuck me in..."

И, подоткнув одеяло,
                              я глажу её и глажу,
Последнюю мою маму,
                                    уже не без ранних седин,
Но всё-таки первой мамы
                                    я ощущаю пропажу
И невозможность по-русски
                                    её спросить: "Tuck me in..."
декабрь 2004
6. Вечное венчание
То мы рассоримся по-зверски,
То счастливы, то вновь отчаемся,
То мы всё в той же самой церкви,
И всё венчаемя, венчаемся.

И Библия в литых застёжках
Шуршит под голоса протяжные,
И у друзей в руках затёкших
Парят короны наши тяжкие.

И всем святым на обозренье,
родившись братьями-обидчиками,
Два довенчальные творенья
Жужжат во всю автомобильчиками.

Тебе всё прочее неважно.
Ты так горда, что ты обвенчана,
И неуверенно-отважна,
Как первая на свете женщина.

Я так люблю всплывать глазами
В твоё лицо, в глаза венчальные,
И кто надел - не знаем сами -
Нам наши кольца обручальные.

Есть в счастье горький вкус испуга.
Стоим смиренно подле вечности.
Как нам не разлюбить друг друга?
Лишь под защитой подвенечности.

Но эта предопределённость
Не разведёт и не разрубит нас.
Сумеет вечной быть влюблённость,
Лишь бы осталась неразлюбленность.

Что нежность? - это тоже счастье,
Хотя бывает, от отчаянья,
Застенчивость усталой страсти,
И наше вечное венчание.
2002-2004