«Всегда в опасности любовь», - сказала мне одна японка, и сразу замерла эпоха стрипгерлс и атомных грибов, и, замер, полусняв штаны, над полугейшею туристик, и замер на сакуре листик, дрожащий за судьбу страны. Застыл юнец - полудитя, спеша на фильм «Секс у животных», и столько пальцев, жирных, потных, застыли, йенами хрустя. Застыли миллионы губ От поцелуя в миллиметре. Застыл на голых бёдрах смерти Экватор, словно хулахуп. Мир всепланетно обручён Одним и тем же страшным риском. Застыли палочки над рисом и где-то ложки над борщом. В Камбодже бомбу на траве, застыв, обнюхивали змеи, и за секунду до измены ты, вздрогнув, замерла в Москве. И замер я на полпути в старинном городе Киото, где я опять искал кого-то, забыв себя в себе найти. Итак, всё замерло вокруг. Но словно время их настало, шагнули будды с пьедесталов, пыль отряхая с ржавых рук. Неузнаваемы почти, сквозь рынки, бары, рестораны, как бронзовые демонстранты, они колоннами пошли. Шли мимо пластиковых блюд, игральных шариков азартных и телевизоров пузатых, как мимо новых лживых будд. Сквозь позолоту тяжких лбов морщины будд заметны были. В руках у будд плакаты были: «Всегда в опасности любовь». Всегда в опасности весь мир, где по костям гэта ступают, где и в тазах детей купают среди невыловленных мин. Всегда в опасности поэт, когда живёт он безопасно, когда ему всё мнимо ясно и страха за людей в нём нет. Прикручен шар земной ко мне. Я, как усталая японка, весь мир таскаю, как ребёнка рыдающего, на спине. |
1973 |