Я просыпаюсь в гостинице «Челси». Чудится мне (Это бред? Это жар?) — черные струйки, как черные черви, в щели вползают на всех этажах, Галя в рубашке ночной, словно в саване. Кашель ей грудь раздирает, как рашпиль. А на рубашке, как уголь на сахаре, чёрная копоть... "Женя, мне страшно!.." В комнате-камере запах Дахау. "Женечка, милый, я задыхаюсь". Лик её мученический, как из воска. "Воздуха, воздуха!.." Настежь окно, но уже мне не чудится — в комнату лезет косматое чудище, движется облаком, чёрным, зыбучим... "Женя, задушит!.." Галя, я сам уже полузадушен. Воздух глотаю, но он безвоздушен. Нету отдушин! В губы к друг другу отчаянно рухнем? Будем дышать, как спасеньем, друг другом? Но не уйти от проклятого смога. Поздно. Мы оба отравлены, оба, и поцелуй в этом смраде и тлене как обоюдное отравленье... Рамки инструкций на клёнах и вязах - "Как целоваться в противогазах". В барах повесили лозунг-находку: "Можно спокойно дышать лишь сквозь водку". И только радио на всё кладёт, горланя радостно: "А смог идёт!.." Кто там, шатаясь, бредёт по панели с детским печальным лицом Паганеля? Миллер? Артур? Он мне шепчет замедленно: "Пахнет кострами, охотой за ведьмами". Кашляет Миллер, худой, остролицый. Миллер в пророчестве страшно суров: "Будут ещё костры инквизиций. Смог - это дым от грядущих костров". От смога неловко крылом заслоняясь, жадный до тайн и усталый от тайн, на домике собственных книг, словно аист, тревожно стоит доброклювый Апдайк. "Женя, людей так жестоко надули, землю поставив на ложных китах, и надрывается от натуги всё человечество, будто кентавр. И двуединно ржёт и мычит оно, от двуединости делаясь злей. Может быть, смог - это бьющий мучительно пар у кентавра из гневных ноздрей?" Очки пытаясь протереть от смога, у чьих то книг, как у могильных плит, с высокостью профессорского слога мне Лоуэлл сквозь кашель говорит: "Лишь у теней и книг - понятье чести. Кого стыдиться? Лишь теней стыжусь: И я продукт теней. Я - это вместе Алёша Карамазов и Сен-Жюст. Я верю в историческое мщенье, в отмщенье неба за разврат, распад. Быть может, смог - возвышенные тени, которые за низость мира мстят?" Ален Гинзберг - лукавый пророк-павиан - бьёт в косматую грудь, словно в бубен шаман: "Темь надвигается, темь! Пахнет кромешным адом. Нет оправданья тем, кто может дышать этим смрадом! В мире моральных пустот, в мире тумана и хаоса стоит чего-то лишь тот, кто задыхается... Все лжеидеи, все лжеморали небо, чадя столько лет, измарали, Небо обратно шлёт эту нудь - не продохнуть!" Но где-то над смогом, над чадным вчера и сегодня грохочет Уитмена бас, будто рыв Саваофа: "Э-гей! Задыхаться - нехитрое дело у пропасти. А вы продышитесь, а вы продышитесь! Попробуйте! Вздохните все вместе! Увидите - только вздохнете, и смог, словно призрак, дыханием с неба смахнете". И чудилось мне, замерев, ожидала эпоха, как сдвига вселенского, нашего общего вздоха. |
1967 |