|
Как было просто все, что ты, в зелёном детстве давнем: тайга, с избушками плоты, костры на склоне дальнем, над полом лгкий пар в избе, в коре и щепках речка. Любил тебя, но о тебе я думал очень редко. Я доверял своей любви, не углубляясь в это, и различать умел твои лишь внешние приметы. Была ты - сказка о Садко, и о цветочке аленьком, и дом, осевший глубоко, с травою по завалинкам, и после схлынувшей грозы дорога зоревая, где сеном грузные возы за ветви задевают. Но и другою ты была. Ловила ты до слова у рупоров, что от Орла отходят наши снова. Была ты - дымный небосклон, и "Становись!" команда, и всё в слезах солдатских жён крыльцо военкомата... Ни в чём, мужая и скорбя, тебе я не был чуждым, но, школьник, взрослую тебя умел понять лишь чувством. Я, полюбив твои черты, не мог осмысливать всё же, что и лицо, конечно, ты, но и характер тоже. И полюбил ещё сильней тебя за чувств огромность, за правду твёрдости твоей, за подлинность и скромность, за всю натуру с добротой и речью откровенной и с незлопамятностью той, что силы признак верный. Раскрывшись в чьей-нибудь судьбе, ты станвилась ближе. Когда пишу я о тебе, невольно многих вижу. Я вижу тех, с кем рядом креп, с кем вместе горе мыкал, ел прилипавший к пальцам хлеб и грых обломки жмыха. Вагоны вижу, что на фронт шли, чёрные от гари, солат, что в майках на перрон напиться выбегали, тех женщин, что месили грязь в очередях предлинных и, бабьей сладости стыдясь, украдкой шли на рынок, где перед гомоном людским у старого точила морская свинка судьбы им в пакетиках тащила. Я вижу взмахи колуна, с каким братишке тяжко, и предколхоза Бокуна на грубых деревяшках, и дни без отдыхов и снов шофёрши тёти Клаши, и восьмилетних пацанов, стога ночами клавших. Моя семья, моя родня - вся жизнь моя им отдана. Они навеки для меня и есть все вместе - Родина. |
| 1952 |
Источники:
- 1971 - Я сибирской породы. Восточно-сибирское издательство.
