Андрей Вознесенский
1933 г.р.
На "хвосте"
Хотел бы я спросить Андрюшу,
а помнит ли сегодня он,
как мы с ним жили
                              душа в душу
под звуки собственных имен.
Они в божественном начале,
не предвещающем конца,
так упоительно звучали
в метро,
            в общагах,
                              у костра.
Встречали нас в таком восторге
в Москве ветровки, гимнастерки
и джинсы рваные в Нью-Йорке,
где ждали тоже перемен
веснушки,
            как глаза колен.

В стихах был свежий привкус утра,
а имена гремели столь
неразлучаемо, как будто
свободы сдвоенный пароль.
Но та свобода двух мальчишек
была,
            чтоб не был в ней излишек,
под взглядами не снятых с вышек
гулаговских прожекторов.
Сдирали со щитов афиши.
Стучали кулачищем свыше.
Шуршали в уши словно мыши:
"Вы будьте, хлопчики, потише.
Не наломайте лишних дров!"
Мы их ломали непрерывно,
и как там с нами ни воюй,
во многом были мы наивны,
но так раскованно порывны,
словно рискованные рифмы
с губ, где не высох поцелуй.
А помнишь, вышли мы от Гии
Данелия -
            совсем другие,
чем иногда теперь,
                                    когда
Забудем...
            Главное - тогда.
Итак мы вышли в ночь.
                                    От Гии.
Она была так молода.
и ей, как нам, тогда хотелось
в какую-нибудь завертелость
и безо всякого стыда.

Да и нечисты все стыды,
когда здесь Чистые пруды.
Андрей всегда шел "на авось",
но, чтобы нам с народом слиться,
найти в ту ночь во всей столице
ни девушки не удалось.
Мы подзавяли...
                  Шли устало,
но приключенье не настало,
Шла "Аннушка" неутомимо,
и кто-то - вроде сам трамвай,
такой сверкающий и красный,
поняв, что поиск наш - напрасный,
нам прохрипел: "Ребя, - давай!".
"Андрей, догоним, - и на хвост!" -
я предложил.
                  Ответ был прост,
тем более что нам Булгаков
отеческих не сделал знаков,
поскольку "Аннушка" была
трамваем тем под буквой "А".

И понеслись мы
                        через рельсы,
как от пожара погорельцы,
и, словно он штаны прожег,
синхронно сделали прыжок.
Вдруг -
            так, что слышать мог Урал,
гимн репродуктор заиграл!!!
Как жаль, что нас не видел Гия,
когда, одетые вполне,
мы, как два мальчика нагие
на красном взмыленном коне,
тряслись под утро вместе с гимном
на том хвосте гостеприимном
в полупроснувшейся стране.
Потом, как водится в России,
в трамвай нас люди пригласили,
и "Три семерки" из горла
нам родина преподнесла.
Автобусники.
                  После смены.
С Марьиной Рощи.
                        Джентльмены.
Сказали:
            "Мы не за рулем.
Есть вобла.
            Может, вобланем?"
Один, глядящий всех бодрей,
мне вдруг сказал:
                        "Ты ведь Андрей?"
А кореш в несколько мгновений
Андрея разглядел:
                        "Евгений?"

Мы, распрощавшись,
                              хохотали,
как мы с тобой друг другом стали.
А что случилось после с нами, -
наверно, это мы не сами.
Мы сами -
            это только те
у "Аннушки",
                  на том хвосте...
15 февраля 2005