Аввкум Петров
1620-1682
Переходила истовость в неистовость
горящего пророка во плоти,
и книгу Аввакума перелистывать,
как будто в сруб пылающий войти.

Сруб залитый шипит. Всё в дым окутано.
Сгорела вмиг истории глава.
Как угольки от сруба Аввакумова,
погасли Солженицына глаза.

Как ему было больно, как израненно
оперся о трибуну он, когда
позевывали думские избранники,
не чувствуя ни боли, ни стыда.

Здесь втайне все хотят быть президентами.
Здесь в коридорах власти - гололедь.
Не диссидентами -
                              пересидентами
здесь надо быть,
                        чтоб всех пересидеть.

ГУЛАГ, войну смогли мы всё же выстоять,
но проморгали треть своей земли
и ноем, растеряв позорно истовость:
«Вот до чего пророки довели».

Но все сотворены мы не пророками,
а собственными пошлыми пороками,
уроками невыученными,
и зависти не вылечили мы.

И если скажет жизнь с усмешкой: «Нате-ка
пророка вам на вырост в чернозем»,
мы сразу заподозрим в нем фанатика,
сожжем или тихонько загрызем.

Мы любим наблюдать огонь агонии.
Живой пророк всегда для нас не то.
Поверить хоть во что-нибудь, в кого-нибудь
накладней, чем не верить ни во что.

И все-таки нам истовости хочется,
чтоб кто-нибудь примером нас увлек,
и до сих пор в том самом срубе корчится
обугленный дымящийся пророк.

А мы ведь все из пламени, из племени,
кому в огне и горе - не беда.
Всем больно перед смертью только временно,
и лишь пророкам больно навсегда.
****