Маргарита Алигер
1915-1992

Я никогда не любил слово "поэтесса", и предлагал так называть только жён поэтов. В нём есть что-то неуважительное к тем щенщинам, которые пишут стихи, особенно когда - настоящие. Маргарита Алигер, уступавшая нашим великим женщинам-поэтам в таланте, тем не менее не уступала им в смелости, независимости. Она принадлежала к тем немногим писателям, которые не боялись говорить истину нашим советским царям, в частности - Хрущёву. Когда я навестил его в отставке, он попросил меня передать извенения за свои грубости всем писателям, но в первую очередь - Маргарите Алигер.

Триптих
1. Поэт на рынке
За медом на Черемушкинском рынке
она
      стояла,
и банка,
            вынутая из корзинки,
в ее руках невесело сияла.
Она была худая и седая,
а крошечное тело еле цело,
как будто время,
                              всю ее съедая,
внезапно поперхнулось и не съело.
Она была прославлена когда-то
поэмой о геройской партизанке,
но отсветы пожаров красновато
не отражались в пол-литровой банке.
Не узнавали.
                  Рынок это рынок.
Не знали двух ее любимых участь.
Не знали,
            с кем пошла на поединок
она однажды,
                        проявив могучесть.
Никто не знал среди капусты,
                                                      сала,
что и под шестьдесят,
                                          забыта всеми,
она, как никогда, сейчас писала.
Никто не знал.
                        Такое стало время.
Она когда-то родила двух дочек.
Одна умчалась в замуж,
                                          очень дальний.
Другая умирала.
                              Вздумал доктор,
что мед ей нужен,
                              чистый, натуральный.
Их мать стояла тихо,
                                    но не горбясь.
Была в ней, полускрытая навеки,
особенная горестная гордость
и русского поэта, и еврейки.
Она мне рассказала всё про дочек.
Не плакала.
                  Мне только показалось.
Я предложил машину ей.
                                          Был дождик.
Поэт подумала
                        и отказалась.
2. Канава
Ее поджидала не слава
за все ее сразу стихи,
а дачная наша канава,
где пыльные лопухи.

Но бывший правитель Союза
был в некий таинственный час
чужой вдохновлен кукурузой,
а не лопухами у нас.

И вдруг не со сталинской трубкой
сражаться он подал пример,
а с этой — невзрачненькой, хрупкой,
упряменькой Алигер.

Поздненько наш скинутый лидер
прощенья ее попросил,
да только ее не увидел,
когда повалилась без сил.

«Скажите ей, да понежнее,
виною был споров накал,
и я от души сожалею,
что зря кулаками махал...»

Он, после того, как излился,
спросил меня, взяв за рукав:
«А поняли вы, что я злился,
поскольку кругом был неправ?»

А так не грубить было просто,
но там, над канавою той,
парит о прощении просьба,
провисшая над пустотой.

Везде на Руси Хиросимье,
а просьбы простить нам грехи
шуршат и шуршат по России,
как пыльные лопухи.

Прощение лучше отмщенья,
но в том все несчастия, что
до просьбы о главном прощенье
еще не поднялся никто.
3
"Тишина, ах какая стоит тишина -
даже шорохи ветра нечасты и глухи.
Тихо так, будто в мире осталась одна
эта девочка в ватных штанах и треухе..." -
так несчастного самоубийцы непризнанная жена
написала, -
                  вернее, рукою ее написала война,
а всю жизнь прожила
                              в невезухе и нескладухе,
неумейкой,
                  еврейкой,
                                    и вдруг оказалась Россией она,
а Россией вообще не показываются,
                                                            а оказываются...
1974-2005-2005