Прощание
1. Ребёнок-женщина
Ребенок-женщина,
            я сам еще ребенок.
Ты что меня боишься?
                              Ты не трусь.
Среди бандитских всяческих разборок
                  я сам в себе никак не разберусь.
Мы в разных временах,
            как в разных странах.
И в разных заблудились мы обманах,
                        но заблудились одинаково.
Надеяться?
            На что и на кого?

Но женщины надеются всегда,
особенно когда все безнадежно.
Не обмануть их
            просто невозможно.
Самообман -
                  их счастье
                                    и беда.

Ты прячешь в джинсы мраморные ноги.
Ты можешь дать нахалу по рукам.
Как девушки бывают одиноки,
так в страшном сне
            не снится старикам.

Я возблагодарил тот день и проклял,
когда ко мне на берегу морском
со дна явился греческий твой профиль
на амфоре с прилипшим к ней песком.

Я не хочу, чтоб ты меня любила
и нежности застенчивой лавина
задела по нечаянности тех,
кого задеть -
                  хотя бы краем -
                                                грех...

Но, полная отчаянного детства,
напрашиваясь снова на обман,
" Не разлюблю тебя. И не надейся!" -
шутя, грозишь,
            когда мы - по домам.

Когда-нибудь,
            уже тебе не нужен,
хотел бы я, разлюбленный тобой,
тебя увидеть -
            лучше бы не с мужем, -
с классической коляской голубой.

И дав дорогу твоему ребенку,
забыв легко всех сплетен грязь и гнусь,
я потихоньку отойду в сторонку
и горько,
            но счастливо улыбнусь.
2. Я не знаю что делать
с любовью твоей
Я не знаю,
                  что делать с любовью твоей.
Ты уж как-нибудь справься, пожалуйста, с ней.
Ты совсем на другом временном берегу -
я никак в твое время попасть не могу.
Ты не можешь попасть в мое время,
                                                                  когда
был я молод,
                        а ты не была молода,
потому что вообще не была на Земле,
притаясь будто солнечный зайчик во мгле,
и на вечном лице моей первой любви
запоздало не вырастут губы твои.
"Я тебя не люблю", -
                                    так тебе я не лгу.
Но три слова другие во мне, как во льду.
У меня нету права на них,
                                          нету сил.
Видеть счастлив тебя,
                                    а язык прикусил.
Но, прижавшись счастливо и буйно к щеке,
ты целуешь меня,
                              словно будущее,
сжатым девичьим ртом не наставшего дня,
и несчастье лишь в том,
                                          что ты любишь меня.
3. Книги
Книги тоже читают читающих книги,
видят в скрытных глазах наши стоны и крики,
слышат всё, что на свете никто не услышит
кроме тех, кто такими же книгами дышит.

Нас друг другу сосватали книги когда-то,
и Марина Ивановна в том виновата.
Даже Анна Каренина - мёртвая сватья,
с рельс привстав, нас толкнула друг к другу в объятья.

Молчаливое книг возвращенье друг другу
непохоже совсем на взаимоуслугу,
а скорее похоже на их раздиранье...
Это бесповоротное расставанье.

Мы могли возвратить друг другу лишь книги,
но вернуть не могли наши тайные миги,
те, которые так глубоко оставались,
что другим незаслуженно не доставались.

Ты стояла потерянно, неразрешимо,
не садясь в свою старенькую машину,
и в руках твоих словно чего-то, но ждали
Пастернак и Шаламов, "Пословицы" Даля.

Мои руки тебя обнимать так любили,
но сейчас они книгами заняты были,
будто нас ограждали, чтоб дальше не гибнуть,
и Ромен Гари, и Евгения Гинсбург.

Сунул я тебе книги на улице сразу,
отворачиваясь, как боящийся сглазу,
ну а ты, еле выбравшись из-под обвала,
книги, словно во сне, по одной отдавала.

Я просил тебя, девочка, целых два года,
чтобы ты, наконец, полюбила кого-то,
и когда так случилось, вздохнул облегченно,
но зубами потом заскрипел обреченно.

Никогда я не спрашивал менторским тоном
сколько лет моему сопернику, кто он,
и не знал, то ли плакать мне, то ли смеяться,
когда ты мне сказала: "Ему восемнадцать".

Чистотой незапятнанной девы красива,
полуподнятым взглядом меня ты просила
подойти, чтобы вновь оказались мы рядом,
но тебе я ответил опущенным взглядом.

Ты смотрела в меня будто времени мимо.
Сделай шаг я, всё было бы непоправимо...
но не сделал я все-таки этого шага.
Что же мне не позволило? Трусость? Отвага?

Встрепенулись зачитанных книжек страницы,
попросив меня шепотом посторониться.
Ты застыла, - чуть вздрагивали лишь серьги! -
и прикрыла прижатыми книжками сердце...
4. Телефонная трубка
Телефонная трубка.
                                    Тишина.
Тяжела эта трубка,
                                    тяжела,
а когда-то часто в ней
                                          ты жила.
И я чувствовал,
                              уже полуживой,
как застенчиво краснеет голос твой.
Я как будто от подарка небес
воскресал
                  да насовсем не воскрес,
и, хватаясь за тебя,
                                    как за причал,
я любить меня нетвердо запрещал.
Ты послушалась.
                              А может быть, и нет.
И какой теперь себе я дам совет?
Я вот-вот твой номер снова наберу,
но я чувствую, что это не к добру.
И над клавишей последней,
                                                немой,
спотыкается о воздух
                                          палец мой...
1986-2005