Прощание
Слушай, девочка,
                              ты извини за перронно-базарный стиль
обращенья такого,
                              но все-таки девочка ты,
а меня уже время сдаёт
                                    за мою заржавелость -
                                                                        в утиль,
но утиль,
                  переплавясь,
                                          пойдет
                                                      на пропеллеры и мосты.
Я - как сломанный лом,
                                          превратившийся в металлолом.
Почему я сломался?
                                    Стена оказалась потверже, чем я,
но все то, что пробил,
                                    не останется только в былом,
и сквозь стены, пробитые мною,
                                                            прорвутся мои сыновья.
Как во взятую крепость,
                                          войдут они в будущий мир,
позабыв,
                  сколько лили на головы наши кипящей смолы.
Я своею башкою
                              дыру продолбил, проломил,
и тюремным цементом
                                    замазать её не смогли.
Слушай, девочка,
                              ты неразумно ошиблась в одном,
ибо просто по младости,
                                          впопыхах
вышла замуж не за человека -
                                                      за грубый неласковый лом
у истории
                  и у России в руках.
Слушай, девочка,
                              я благодарен тебе за всё,
и прости, если был не нарочно жесток.
Лом
      покорно
                  не скручивается
                                          в колесо
мирной швейной машины,
                                                стрекочущей, словно сверчок.
Посреди тошнотворно домашних
                                                            "нормальных мужей",
а за стенами дома -
                                    извилистых, словно ужей,
изменяющих женам,
                                    с презренным пустым ремеслом,
не хочу оказаться.
                              Немыслим извилистый лом.
Слушай, девочка,
                              нет, я не Пушкин, а ты не Дантес,
не считаю тебя
                              ни коварной,
                                                      ни злой.
Но у лома совсем не спасителен
                                                            мнимой железности вес.
Можно лом уничтожить иглой.
Слушай, девочка,
                              я понимаю, что я виноват.
Я хотел измениться. Не вышло,
                                                            не смог.
Черенки изменяются лишь у лопат.
Лом - он цельное тело.
                                          Не нужен ему черенок.
И когда-нибудь,
                        возле руин крепостных
                                                на экскурсии остановись,
ты поймешь,
                        как тебя и детей я любил,
потому что для вас,
                                    потому что за вас
вместе с этой стеной крепостной
                                                      я себя раздробил...
1986