Прохиндей
Над рекой Двина
                              в леске
люди вечером в тоске.
Тут собранья популярны,
а не то что там -
                              в Москве.
В клубе, жарком, словно баня,
раньше бывшем церковью,
подоконники сгибали
бабы многоцентнерно.
Восседали старики
с хитрецой подзудной,
звероловы,
                  рыбаки,
да и я,
            приблудный.
Ребятишки -
                  все в репьях -
на полу иссоплились.
Слух прошёл -
                        один крупняк
должен быть из области.
Шесть пробило.
                        Семь пробило...
Крупняка не видно было.
Головы качались,
семечки кончались.
Обрастали потом лбы,-
веничков бы в зал!
"Мне по надобности бы",-
кто-то робко встал.
Председатель дрогнул аж,-
что за несознательность!
"С Центра едут, понимать?
Ну, а ты -
                  про надобность".
Что поделать -
                        важный чин!
Сел мужик,
                  попятясь.
Воздух был не без причин
многоароматист.
И пускали табаки
в этот воздух трудный
звероловы,
                  рыбаки,
да и я,
            приблудный.
Но к восьми
                        из тёмной чащи
прозвучал руководяще
приближавшийся клпксон.
Стало ясно -
                        это он.
И явился,брови хмуря,
сам -
            всех прочих во главе.
Габардин во псой фигуро
и велюр -
                  на голове.
Двое, с ним прибывших,
                                          юрко
путь ему прокладывали,
а сквозь дыры в штукатурке
ангелы подглядывали.
Шёл,
      кивая наобумно
(вроде даже подобрел),
а завидевши трибуну,
совершенно пободрел.
Встал в неё,-
                        грудя навынос! -
об неё располовинясь,
и на край -
                  крутой кулак.
Стало ясно -
                        да, крупняк.
И пошёл он вдруг метаться,
всех куда-то звать пытаться.
И минут через пятнадцать
после всех его атак
стало ясно -
                        да, мастак.
Он гремел на самовзводе
о пушнине,
                  рыбе,
                              меде,
ржи,
      пшенице,
                        огороде.
Брал собранье в оборот:
"Надо думать о народе!" -
позабыв, что здесь -
                                    народ.
А щербатый рыбачишка,
доставая табачишко
под словесный этот вихрь,
пробурчал мне:
                              "Знаем их!
Понимает он в пшенице,
как полено -
                        в пояснице,
в рыбе -
            разве как в закуске,
и в гусях -
                  как брать за гузки,
в огороде -
                  как в народе,
ну, а в нём -
                        как в огороде!
А потом небось банкетик,
рыбки свеженькой пакетик,
шкурки беличьи жене...
В общем, будет всё - вполне.
Что слова? -
                        туман и сумрак
для затмения людей".
Самокрутку в зубы сунул
и как сплюнул:
                        "Прохиндей".
Ночь уже была,
                        когда
вышли мы из клуба.
Сквозь гуетой туман стада
чуть мычали с луга.
Было тихо.
                        Было чисто.
Много звёзд,
                        ветвей,
                                    теней...
Но спросил я рыбачишку:
"Что такое прохиндей?"
А щербатый рыбачишка
вновь полез по табачишко:
"Неужели не слыхал?
Аль не сеял, не пахал?
Кто кричит нам про идеи,
про народ,
                  а сам на деле
враг трудящихся людей -
это значит прохиндей.
Прохиндеи эти, брат,
для народа не творят
и не действуют,
а затменно говорят -
прохиндействуют".
Над рекой Двина
                              в леске
я бродил всю ночь в тоске.
Непонятно было многое
и понятней,
                  чем в Москве.
Я набрел на сельсовет.
Там собрался местный "свет".
В честь большого прохиндея
прохиндейский шел банкет.
В окна слышалась перцовка,
поросенок соус-хрен...
В «газик» плюхнулась персона,
и создался сразу крен.
Следом нес какой-то пькетик
рыбки свеженькой пакетик,
шкурки беличьи жене...
В общем, было всё -
                                    вполне.
И умчалось шпарить речи,
проводить с народом встречи
и мурыжить всех людей
существо нечеловечье,
в просторечье -
"прохиндей".
1965