Неужто нас так искривило, что всем нам спасения нет, и стали идеи бескрылы в эпоху крылатых ракет? Неужто береза-калека, склонившись к последней реке, последнего человека увидит в её кипятке? Неужто не будет Биг Бена, Блаженного и Нотр-Дам и хлынет нейтронная пена по нашим последним следам? Но в то, что погибнет планета черемухи, птиц, ребятья, не верю. Неверие это - последняя вера моя. Не будет за черепом череп опять громоздиться вверх. Не после войны, а перед последний грядет Нюрнберг. И бросит в ручей погоны последний на свете солдат, и будет глядеть, как спокойно стрекозы на них сидят. Окончатся все негодяйства. Все люди поймут - мы семья. Последнее государство отменит само себя. Последний эксплуататор, раскрыв свой беззубый рот, как деликатес, воровато последние деньги сожрет. Последний трусливый цензор будет навек обречен читать по порядку со сцены все то, что вымарывал он. Последнему бюрократу, чтоб смог отдохнуть, помолчать, в глотку воткнут, как расплату, последнюю в мире печать. И будет Земля крутиться без страха последних лет, и никогда не родится последний великий поэт. |
1982 |