Мой отъезд не восприми По-плохому Путь далёкий от Перми В Оклахому Всё на родине больней, Чем в загранках, Если честность ходит в ней В оборванках Но, не скинув с плеч креста, Выжив еле, Чистота и красота Уцелели. Славу Богу, я не пень, Хоть в опенках, И тебя открыл я, Пермь, В трёх девчонках. В деревушке были мы Трёхизбушной, В белых лапищах зимы - Ведьмы ушлой. У не гревшего огня В милых валенках Три художницы меня Малевали. Что я делал? Не мешал. Лишь досада, Что никто не разрешал Ни погляда. А вокруг трещал мороз Седобровый. Он сосульками пророс В дом сквозь брёвна. Был подмёрзсшим даже смех. Краски смёрзлись, А у них троих на всех - Был мой возраст. Пар из губ их выражал Жизни прелесть, А в дырявых варежках Кисти грелись. Было спать потом невмочь. Мгла шуршала. Ледяная эта ночь Искушала. А девчата - все втроём И с мужчиной - Притулились под ковром И овчиной. Тот мужчина был поэт - Не чета мне. Он, девчёнками пригрет, Вслух читал им. И стуча зубами в тьму, Как на льдине, Я завидовал ему В холодине. Но одна приподнялась Чуть на локте: "Ой, да мы согреем Вас... Рядом лягте..." Как я жил? хлебал вино, Волочился. Не краснел давным-давно. Разучился. Но грешивший, словно спец, Донжуанно, Покраснел я, наконец, Долгожданно. И краснел я в темноте, Как побитый, На невидимой черте, Мной забытой. Всё легко, как в детском сне, Мне прощалось. Целомудрие ко мне возращалось. |
22 ноября 2002 Талса |