Первая женщина
Любиночки - что за словечко...
На посиделках у крылечка
шепнула ты: "Смелее будь.
Зайди под кофту. Там, как печка",
и пригласила руку в грудь.

Медведь тряс цепью во дворе.
Изба встречала, скрипнув глухо.
"Я, коль сравнить с тобой, старуха.
Шестнадцать есть?" Набравшись духа,
я сдунул с губ небрежней пуха:
"Давно уж было... В январе...",
и золотилась медовуха,
шипя в брезентовом ведре.

Как танцевали мои зубы
по краю острого ковша,
когда поверх овчиной шубы
я ждал тебя, любить спеша.

И ты сказала: "Отвернись",
а я совсем не отвернулся
и от восторга задохнулся,
взымая в ангельскую высь.

Ты пригрозила, вскинув ступку:
"Бесстыжий, зыркать не моги!",
и, сделав мне в душе зарубку,
легко перешагнула юбку,
и трусики, и сапоги,
став нежным ангелом тайги.

Давно вдова, а не девчонка,
белым-бела, лицом смугла,
меня раздела, как ребёнка,
рукой голодной помогла.

На пасеке в алтайской чаще
смущался я того, что гол,
но я в тебя, дрожа от счастья,
как во вселенную вошёл.

И стал впервые я мужчиной
на шубе возчицкой, овчинной.

Тебе с отвычки было больно -
пять лет назад был муж убит.
Закрыла ты глаза невольно,
его представив, может быть.

Был пчёлами твой лоб искусан.
Узнав, что мне пятнадцать лет,
упала ты перед Иисусом,
рыдая: "Мне прощенья нет".

И он простил тебя, конечно,
за то, что ты, почти любя,
стекляшкой бедного колечка
в меня вцарапала себя.

И всею истовостью тела,
грудей нетроганно тугих
ты наперёд тогда хотела -
чтоб я любил тебя в других.
17-25 января 2005