После праздника
Неумелые губы ее
                     прикоснулись к моим неумелым
под патефонную "Рио-Риту" в подвале,
и я выбежал, кепку забыв,
                               и шептал, становясь очумелым:
"Меня поцеловали!
                     Меня поцеловали!"
Мой первый поцелуй
                     полусостоялся Первого мая.
Она убежала.
           Я обнял дружка закадычного.
Мы ввалились в трамвай.
                               Сегодня трамваи
ходили намного позднее обычного.
Билеты,
           прикрепленные к стеклу,
и никого,
           кроме старой кондукторши.
Она у дверей сидела в углу,
плечи платком шерстяным окутавши.
Глядела на город она из трамвая,
порою платок поправляла неловко
и время от времени,
                     взгляда не отрывая,
дергала за веревку...
"Римма", - писал на туманном стекле
                                                    мой друг однолюб,
и палец мой тоже выписывал имя,
                                                    танцуя,
и полусостоявшиеся поцелуи
кружились
           у наших заветренных губ.
А потом,
           топая ботинками в драных галошах,
найдя на сиденье
полупустую бутылку с фруктовым вином,
мы запели:
           "Как много девушек хороших,
как много ласковых имен!.."
И вдруг мы увидели -
                               к стене прислонясь,
непрошенных слез не пряча,
старушка-кондуктор
                               глядит на нас,
глядит...
           и плачет...
                     и плачет.
Мы замолчали.
                     Мы замерли оба,
глаз не сводя
                     с ее седой головы.
"Сына у меня...
                     в сорок первом...
                                               бомбой...
Если бы сейчас
                     такой же,
                                     как вы..."
1952-1982