На демонстрации
По улице,
                красиво убранной,
ведя душевный разговор,
мы с другом шли Москвою утренней.
На восемь был назначен сбор.
Могли мы только умилиться,
как, не роняя лишних фраз,
ответработники милиции
с непроницаемыми лицами
не пропускали дальше нас.
И полчаса прошло, не менее,
пока в их честные умы
мы не вдолбили убеждение,
что рядом — наше учреждение,
что в нем мы чуть ли не с рождения,
что мы в действительности мы.
Мы только улыбались этому,
и в обрастающей гурьбе
мы по асфальту шли нагретому,
спеша на сборный пункт к себе.
Там смех звенел разноголосо
над теми, кто пришел в пальто.
«Кто понесет вот этот лозунг?»
«А ну —
           высокий самый кто?»
Пошли!
           И вот в знаменном трепете
колонна наша поплыла,
потом с другой,
                     большою встретилась,
потом в огромную вошла.
Движенье раздвигала музыка,
и в круг, немного погодя,
плясать
           выпархивала
                               вузовка,
плечами зябко поводя.
Все так и радовало сердце —
и то, что наш министр — пешком,
и то, что на отца уселся
мальчишка с алым петушком.
Бежали,
           шли шагами крупными,
и вдруг нам встретился в пути
бас деловитый чей-то в рупоре
на Красной площади почти.
Он,
      этот бас,
                     в унылом рвенье
вещал колоннам с высоты:
«Спокойней!
           Выше оформленье!
Цветов не видно!
                     Где цветы?!»
Ну разве можно так,
                               ну что вы!
Нет, не пустяк,
                     не все равно!
Ведь если нету чувства слова,
то просто чувство быть должно.
И столькое
                     мы, к сожаленью,
лишаем сами красоты
вот этим:
                     «Выше оформленье!
Цветов не видно!
                               Где цветы?!»
1954