* * *
И.Гутчину
Москва поверила моим слезам,
когда у входа в бедный карточный сезам
святую карточку на хлеб в кавардаке
я потерял, как будто сквозь дыру в руке.

Старушка стриженая - тиф её остриг -
шепнула:
                  "Богу отдал душу мой старик.
А вот на карточке еще остались дни.
Хотя б за мертвого поешь. Да не сболтни!"

Москва поверила моим слезам,
и я с хвостов её трамваев не слезал,
на хлеб чужое право в варежке везя...
Я ел за мертвого. Мне мертвым быть нельзя.

Москва поверила моим слезам,
и я слезам её навек поверил сам,
когда, бесчисленных солдат своих вдова,
по-деревенски выла женская Москва.

Скрипела женская Москва своей кирзой..."
Все это стало далеко, как мезозой.
Сезам расширился, с ним вместе кавардак,
а что-то снова у меня с рукой не так.

Я нечто судорожно в ней опять сжимал,
как будто карточки на хлеб, когда был мал,
но это нечто потерял в людской реке,
а что, не знаю, но опять — дыра в руке.

Я проболтался через столько долгих лет,
когда ни карточек, ни тех старушек нет.
Иду навстречу завизжавшим тормозам...
Москва, поверишь ли опять моим слезам?
1979