И.Гутчину |
Москва поверила моим слезам, когда у входа в бедный карточный сезам святую карточку на хлеб в кавардаке я потерял, как будто сквозь дыру в руке. Старушка стриженая - тиф её остриг - шепнула: "Богу отдал душу мой старик. А вот на карточке еще остались дни. Хотя б за мертвого поешь. Да не сболтни!" Москва поверила моим слезам, и я с хвостов её трамваев не слезал, на хлеб чужое право в варежке везя... Я ел за мертвого. Мне мертвым быть нельзя. Москва поверила моим слезам, и я слезам её навек поверил сам, когда, бесчисленных солдат своих вдова, по-деревенски выла женская Москва. Скрипела женская Москва своей кирзой..." Все это стало далеко, как мезозой. Сезам расширился, с ним вместе кавардак, а что-то снова у меня с рукой не так. Я нечто судорожно в ней опять сжимал, как будто карточки на хлеб, когда был мал, но это нечто потерял в людской реке, а что, не знаю, но опять — дыра в руке. Я проболтался через столько долгих лет, когда ни карточек, ни тех старушек нет. Иду навстречу завизжавшим тормозам... Москва, поверишь ли опять моим слезам? |
1979 |