Был крестный ход у пригородной церкви. Был поп с ручным Везувием на цепке, толпа старух со свечками в руках. Стоящие едва пенсионеры хоругви поднимали с песней веры, и лик Христа был шаток в облаках. На "Волгах", "Жигулях" и "Запорожцах" наехали - к Христу не продерешься! Рыгали, перли, ближними хрустя. Лапеж пошел - попутная потеха, как будто бы на матче, где для смеха в футбол играют головой Христа. Вновь проявилась сущность человечка - получше раздобыть себе местечко. Что взято в драке - господом дано. И превратилась всенощная в битву - ведь все равно мальчишечкам под битлов, что Иисус Христос, что Адамо. Примазались к старухам в этой свалке две прискромненных интеллектуалки, бочком демократично семеня. Себя за стену бригадмильцев спрятав, с мордягами противных бюрократов вышагивала важно поповня. Портвейном пахло, ладаном и потом, прокисшим, застоявшимся болотом, где свистнуть не пытается кулик. Прости, Христос, вопрос жестокосердый, но стоило ли быть когда-то жертвой, чтоб частью пошлых зрелищ стал твой лик? Но чем виновна в пошлости старуха, которую возня и заваруха пугают в разгулявшейся толпе? Перетрудив свечой подъятой руку, как будто бабка к отнятому внуку, она, Христос, так тянется к тебе. Когда пошла обратно в церковь паства, дверь выдавила лишний люд, как пасту. И крик раздался, слышный за версту. Дверь так старухе руку припластала, что пальцы лишь до первого сустава за дверь проникли, тянучись к Христу. Распятье, ты похоже на распутье. Один конец в огне - другой в распутстве. Но ты, Христос, и этот мир прими. Не допусти, чтоб для простого люда все начиналось ожиданьем чуда, а кончилось закрытыми дверьми. |
1975 |