Я был влюбчив, я был вьюбчив, но глаза мне отворя, Бог шепнул: "Вглядись, голубчик… Это – женщина твоя". Ты стояла с моей книжкой взять автограф у меня, но я понял, став мальчишкой: "Это - женщина моя". Я глядел на твою руку пристальней, чем на лицо, и, костяшкой пальца хрупнув, проросло на ней кольцо. И теперь уже мой голос, в него вслушаться моля, истерзал внутри, как голод: "Это - женщина моя!" Слава сразу осерчала, лишь ее любить веля, чтобы лишь о ней звучало: "Это - женщина моя". Власть обиделась на годы - охладел к ней, что ли, я, не слагал ей больше оды… Власть - не женщина моя. Может быть, всего основа - смерти или бытия - три на свете первых слова: "Это - женщина моя". Те слова дышали в пальцы, коченея без огня, даже и неандертальцы: "Это - женщина моя". И назло толпе и рынку среди жлобства и жулья захочу – и снова крикну: "Это - женщина моя!" |
29 апреля 2009 г. |