"Это я, Маша..." - как собака скулю, дверь опять перееханой лапой скребя, столько дров, столько слов наломавший, да и переломавший себя. Это я, дети, ваш такой непутёвый, а всё же какой-никакой, а отец. Вы на пальцы меня, словно куклу, наденьте - наиграйтесь отцом, наконец. Я останусь над кроватками вашими юный, счастливый, хотя и в долгу, как в шелку, а свою задолжавшую до неприличия юности старость в очень чёрный чулан потихонечьку уволоку. Ну не биться мне лбом же! Я подамся хоть в бомжи, лишь бы вам раздобыть хоть копеечку звонкого чистого дня! Если будет меня в моих детях всё больше, мне не страшно, что будет всё меньше меня. Но нечестно, если призраком стану являться к любимой в пургу и дожди. Обещаю - я честно исчезну, только замуж за того честного парня и ты выходи! Может, на золотые, с ресницами белыми, очи ромашек свои синие, выцветшие сменю. "Это я, Маша..." - прошепчу твоим туфелькам я и в ромашки тебя заманю. И потомкам шепну в двадцать первом столетьи, став ночной темнотой, почему-то вздыхающей глубоко: "Это я, дети... Вы почистили зубы? Я вам почитаю чуть-чуть на ушко..." |
1995 |