Дочь комдива
Как смеется она,
                        дочь комдива,
                                                рожденная в лагере,
и ломают бисквит
                        её пальцы,
                                          такой запоздалой
                                                                  по возрасту лакомки.
Эти пальцы привычными были к детдомовской
                                                                              ложке и лому.
Ей сейчас пятьдесят -
                  ровно столько же,
                                    сколько и тридцать седьмому.
Было в тридцать седьмом её матери
                                                            двадцать -
ровнехонько сколько
                                    Великой Октябрьской.
Умерла она с угольной тачкой -
                                                      не с детской коляской
и в ладонях зажала
                                    снежком пересыпанные уголечки
как последний подарок
                                          детдомом отобранной дочке.
В невесёлый особый детдом угодила
дочь комдива.
В детдоме для детей врагов народа
выковывалась новая порода.
Из дома для детей врагов народа
не получилось тайного завода,
где бодро штамповали бы льстецов,
забывших про исчезнувших отцов.
В детдоме для детей врагов народа
вынашивалась тайная свобода.
Там научилась жить во лжи правдиво
дочь комдива.
Напрасной озадачены задачкой,
тебя хотели сделать там стукачкой.
Потом тебя пихнули в ремеслуху.
Сыздетства превратить хотели в шлюху.
Опять не вышло...
                                    Наподобье танка
в уральский вуз пробилась...
                                          Вдруг - Лубянка.
Вот почему сегодня,
                                    нам на диво,
как девочка,
                  смеется дочь комдива,
когда она припоминает вдруг
допрос в пятидесятом - вроде сказочки -
и то, как две кальсонные завязочки
торчали из-под бериевских брюк.
А что за сказки услыхала
                                          маленькая,
забившись в темный угол,
                                          дочь Гамарника?
Слыхали ль сказку про Иван-царевича
дочь Тухачевского,
                              дочь Уборевича?
Арестованная в материнском чреве,
дочь комдива
                        на нашу эпоху не в злобе,
                                                                  не в гневе.
Нету права на злобу.
                                    Но все же, эпоха, позволь
узаконить
                  неприкосновенное право на боль.
Если враз околючили
                                    столько миллионов,
сколько, видно, замучили
                                          в чреве истории эмбрионов.
Где могилы,
                  пусть даже бурьяном заросшие,
всех надежд,
                  что расстреляны были в зародыше?
Но с надеждой посмертной
                                          сквозь горькую землю сырую
видят наши отцы
                        революцию нашу вторую.
Революция наша -
                        Октябрьской,
                                          рожденная в лагере,
                                                                              дочка,
завещания Ленина
                  не доведенная перышком выпавшим
                                                                              строчка.
Революция наша, она не условная,
                                                      а безусловная.
Мы должны
                  ей, как дочери
                                          всех убиенных комдивов,
                                                                                    помочь,
не предать её вновь,
и хотя революция наша бескровная,
мы ей отдали всю нашу кровь!
1987