Человек седой, но шумный, очень добрый, но неумный, очень умный, молодой, с громогласными речами, с черносливными очами и библейской бородой. Раскулачивал в тридцатых, выгребая ржи остаток по сараям, по дворам. Был отчаянно советский, изучал язык немецкий и кричал: "Но пасаран!" И остался он вчерашним, на этапах и в шарашке, МОПРа бывшего полпред, и судьбы своей несчастность воспринять хотел как частность исторических побед. Он постукивает палкой, снова занят перепалкой. Распесочить невтерпеж и догматика, и сноба. Боже мой - он верит снова, а во что - не разберёшь. Ребе и полуребёнок, бузотёр, политработник, меценат, но без гроша. И не то чтоб золотая, но такая заводная, золотистая душа. Гениален, без сомнений, он, хотя совсем не гений, но для стольких поколений он - урок наверняка, весел, как апаш в Париже, грустен, как скрипач на крыше, где с ним рядом - облака. Он остался чистым-чистым интернационалистом и пугает чем-то всех тенью мопровской загробной неудобный, бесподобный допотопный человек. |
1968 |