Долголетие
Я,
      переживший по возрасту
                                          Пушкина,
                                                Лермонтова,
                                                      Есенина,
                                                            Маяковского,
удачу, мной не заслуженную,
                                                видимо, с молоком всосал.
Я был в шестидесяти четырех странах -
                              больше, чем все поэты России до меня.
Мне аплодировали цивилизованные народы
                                                            и первобытные племена.
Чего говорить, конечно,-
                                          счастливчик с двумя макушками -
ведь вообще за границу не выпускали Пушкина.
Я говорил с президентами,
                                          с государственными секретарями -
лишь в силу определенных исторических обстоятельств
                                                не удалось установить контактов
                                                                                                с царями.
После судьбы Кольцова,
                                    после судьбы Полежаева
моя судьба сверхъестественна, моя судьба поражающа.
Убили Колю Отраду на фронте,
                                                      двадцатилетнего,
а я до сих пор удивляюсь, как чуду,
                                                            собственному уцелению.
Кальсоны елабужского милиционера
                                                            стирала Марина Цветаева.
Ахматова, чтобы узнать о сыне,
                                                      в очереди страшной
                                                                                    выстаивала.
А я выступал во Дворце спорта,
                                                      иногда выбирался в президиум.
Русский поэт с такою судьбою
                                                      морально уже подозрителен.
Но, честное слово поэта,
                                                я славой не слишком укачивался,
в поэзии беспрецедентно
                                          создав прецедент удачливости.
Прошу ко мне относиться критически, но уважительно.
Поэты сорокалетние у нас, на Руси, - долгожители.
Но как мне сполна расплатиться
                                                      за славу, с избытком
                                                                              отпущенную,
за то, что я стал долгожителем,
                                                за то, что я старше Пушкина?!
1976