Джумберу Беташвили
Крёстному отцу моего сына,
отцу трёх дочерей,
потеряному без вести во
время бессмысленной
абхазско-грузинской войны.
С руками связанными, как злодей,
не горбясь, ты шёл вдоль руин,
самый красивый из всех людей
и даже из всех грузин.

Сухуми, который ты так любил,
теперь превратился в ад,
и память о всех поцелуях разбил
на сжатых губах приклад.

Лишь с причитаньями чья-то жена
кинулась от ворот,
и мандаринную дольку она
вложила в распухший рот.

И только прощально скрипнул причал,
где трупов гора - нагишом,
и только отчаянно закричал
павлин под чьим-то ножом.

Что было потом? Самосуд? Расстрел?
Но, может быть, ты ещё жив?
А я, как мой дом в Гульрипше, сгорел,
лишь похороны отложив.

А я за тебя остался, Джумбер,
в ещё не погасшем огне,
и дыма сожжёного СССР
из лёгких не выкашлять мне.

Мы все погорельцы. Мы - крики в ночи.
Я выжил. С ума не сошёл,
но страшновато бренчат ключи
от дома, который сожжён...
30 августа 1994