Шел зимний дождь. Потом ударил холод. Пригнул деревья лед на их ветвях, и яблони в саду стонали хором и скрежетали кронами впотьмах. Деревья в одиночку гибли, купно, бессмысленно, но стоя на своем, как вольнодумцы, в ледяные куклы Бироном обращенные живьем. Я бросился к деревьям - слабым самым, и к тем, что были временно слабы, руками разрывал их синий саван и тряс, как сумасшедший, их стволы. За ворот лезла крошка ледяная. Я задыхался в снеговой пыли, но ветви ото льда отъединяя, деревья распрямлялись, как могли. Ну а весной весна меня впустила в зеленый сад, все ветви отворя. Вся в сотнях белых крошечных "спасибо" мне ветка яблони сказала: "Я твоя..." Каков же человек - о Пушкин! о Радищев! - когда собъешь с него налипший лед и распрямишь, а он, освободившись, тебя наотмашь веткою хлестнет?! |
23 мая 1972 |