А. Твардовскому |
По подвыпившим улицам ходят чулки, на морозце к ногам примораживаясь, и девчонки, слюня носовые платки, вытирают чулки, прихорашиваясь. И твистуют чулки, и пустуют чулки, себя где-то на трубах высушивая, и по скверам подрагивают чутки, что-то очень такое выслушивая. А четыре чулочницы отдыха для выпивают по случаю Женского дня. Кто не с ними - дурак! И барак не барак, и музыка гремит, как на лучших балах! А в красильном цеху - там туман да туман, а приходишь домой - там тумак да тумак, и поди разбери, что внизу, что вверху, и туман в голове, как в красильном цеху. У одной пьёт мужик, у другой пьёт мужик, и у третьей он пьёт... У четвертой - лишь пшик: у четвёртой тоска, что вот нет мужика (хоть бы пил, да хоть был...). "Ну их к черту!" - сказала, хлебнувши, одна. "Ну их к черту!" - вторая рванула до дна. "Ну их к черту!" - и третья очнулась от сна, а четвёртая, хоть и ничья не жена, деловито и кратко послала их на... Хорошо просто так полежать на боку, поглядеть в потолок, пожевать чесноку, целоваться-то не с кем, так выпей - и с ног! Так хрусти им, пьянчугам, в отместку чеснок! А в соседней клетушке - там писк и "кыш-кыш!". Там живет среди кроликов, птиц и афиш бывший вроде актёр, ну а ныне вахтёр по прозванью дядь Миш. И заходит дядь Миш в безадамовый рай. На плече его важно сидит попугай. Ну, а бабы кричат: "Попугай, не пугай! Мы такое расскажем тебе, попугай, что хоть в Африку снова сбегай!" И - к дядь Мише одна, и, видать, не впервой! "Эх, дядь Миш, и какой же бессовестный - мой..." "Это точно..." - дядь Миш чуть качнет бородой. "Ну, а был ты такой же, когда ты был муж?" "Был такой же..." - кивнет бородою дядь Миш. И дядь Мишу чулочницы весело бьют, и в селёдку его бородою суют, а потом, подобревши душою, встают: "Ну, а все-таки где наши сволочи пьют?" "Точно, сволочи..." - им подыграет дядь Миш. "Как так - сволочи? - тут же. - Чего ты дуришь? Всё же наши мужья, а не то чтобы чьи... Если пьют они - всё-таки пьют на свои". "Мой имеет медаль как-никак за Берлин". "Ну, а мой - бригадир, и такой он - один". "Ну, а мой - не герой, ну а всё-таки мой". И уходят три гордые бабы домой. А четвёртая - та, что ничья не жена, остаётся одна и стоит у окна. Ей так хочется тоже кого-то искать, и таскать на себе, и, дурного, ласкать. А по улицам ходят чулки, чулки... У дядь Миши веселье - родились щенки. И дядь Миша заходит: "Ну, мать, хватит пить. Подарю тебе лучше щенка, чем топить". |
1964 |