Баллада о пианисте
Когда его били фашисты в концлагере
и ухмылялись:
                     "Попался!.." -
он прятал одно -
                     свои руки костлявые:
только бы
               не по пальцам.
Потом его вызвал к себе вертухай -
фашистик розовый,
                               чистый.
"Дадим инструмент.
                     Для начальства сыграй",-
а он процедил:
                     "Разучился".
И он выступал с лопатой в руках
в изысканном обществе мусора,
но в пальцах его -
                     в десяти тайниках
пряталась музыка,
                     музыка.
И ночью,
           когда прорезался сквозь мглу
лунный крамольный краешек,
углем
           он тайно чертил на полу
клавиши,
           клавиши,
                     клавиши.
В ком-то бурчала гнилая фасоль,
кто-то вышептывал
                               имя зазнобы,
а от неструганых
                     "фа" и "соль"
в пальцы вонзались
                               занозы.
И он играл до рассвета,
                                         как бог,-
срывался,
           мучился,
                     пробовал.
хотя получить он только и мог -
букет из колючей проволоки.
Было не страшно ему,
                               что убьют,-
в гибели нет позора.
Было страшнее,
                     что слаб этюд -
особенно в части мажора.
И он, возвратившись,
                               не пил,
                                         не рыдал...
Весь как сплошное -
                               "оттуда",
ватник не сняв,
                     от холстины рояль
он, как ребёнка,
                     откутал.
И старец со скрепками в бороде -
владыка консерватории,-
прослушав, спросил озадаченно:
"Где
       вы так хорошо подготовились?"
...Играй, пианист!
                               Отплывает барак -
ковчег твоей музыки Ноев,
но, криком крича,
                               преступает сквозь фрак
невидимый лагерный номер.
1971