Бляха-муха
Что имелось в эту ночь?
Кое-что существенное.
Был поселок Нельмин Нос,
и была общественность.
Был наш стол уже хорош.
Был большой галдеж.
Был у пас консервный нож
и консервы тож.
Был и спирт, как таковой,
наш товарищ путевой
с выразительным эпитетом
и кратким:
           "Питьевой".

Но попался мне сосед
до того скулёжный,
на себя,
           на белый свет,—
просто невозможный.
Он всю ночь крутил мне пуговицу.
Он вселял мне в душу путаницу:

«Понимаешь, бляха-муха —
невезение в крови.
У меня такая мука —
хоть коровою реви.

Всё нескладно, всё неловко.
В жизни форменный затор.
Я мотор купил на лодку —
в реку плюхнулся мотор.

Надо мной смеются дети.
От меня страдает план.
Я в Печору ставлю сети —
их уносит в океан.

Бляха-муха,
           чуть не плачу
от себя, как от стыда.
Я в снегу капканы прячу —
попадаю сам туда.

Может, я не вышел рылом,
может, просто обормот?
Но ни карта, и ни рыба,
и ни баба не идёт...»

Ну и странный сосед —
наказанье божье!
И немного ему лет —
тридцать пять,
не больше.
И лицом не урод,
да и рост могучий —
что же он рубаху рвёт
на груди мохнучей?

Что же может его грызть?
Что шумит свирепственно:
"Бляха-муха,
           эта жисть
неусовершенствована!"

А наутро вышел я
на берег Печоры,
где галдела ребятня,
фыркали моторы.
А в ушанке набочок,
в залоснённой стеганке
вновь тот самый рыбачок,
трезвенький,
           как стеклышко.
Между лодками летал,
всех собой уматывал,
парус наскоро латал,
шебаршил,
           командовал.
Бочки, ящики грузил,
взмокший,
           будто в бане.
Бабам весело грозил
вострыми зубами.
"Пошевеливай, народ! —
он кричал и ухал. —
Ведь не кто-нибудь нас ждет -
сёмга,
           бляха-муха!"

Было всё его —
                     река,
паруса,
           Россия.
И кого-то у мыска
"Кто это?" —
           спросил я.
И с завидинкою,
                     так
был ответ мне выдан:
"Это ж лучший наш рыбак,
развезучий,
           идол!"

К рыбаку я подошёл,
на него злючий:
"Что же ты вчера мне плёл
будто невезучий?"

Он рукой потёр висок:
"Врал я не напрасно.
Мне действительно везёт —
это и опасно.
И бывает
           в захмеленье
начинаю этак врать,
чтоб о жизни разуменья
от везенья
           не терять".

Замолчал.
           Губами чмокал,
сети связывая,
и хитрили губы,
                     что-то не досказывая.
Звали в путь его ветра,
сёмга-розовуха:
"Ладно, парень.
                     Мне пора.
Так-то,
           бляха-муха!"
1963