Фуку
Сбивая наивность с меня,
                                          малыша,
мне сыпали ум с тараканами
                                                в щи,
мне мудрость нашептывали,
                                                шурша,
вшитые
            в швы рубашки
                                    вши.
Но бедность - не ум,
                        и деньги - не ум,
и все-таки я понемножечку
взрослел неумело,
                        взрослел наобум,
когда меня били под ложечку.
Я ботал по фене,
                        шпана из шпаны,
слюнявил чинарик подобранный.
Кишками я выучил голод войны
и вызубрил родину ребрами.
Мне не дали славу -
                              я сам ее взял,
но, почестей ей не оказывая,
набил свою душу людьми,
                                    как вокзал
во время эвакуации.
В душе моей больше, чем семьдесят стран,
все концлагеря,
                        монументы,
и гордость за нашу эпоху,
                                          и срам,
и шулеры,
                  и президенты.
Глотая эпоху и ею давясь,
но так, что ни разу не вырвало,
я знаю не меньше, чем пыль или грязь,
и больше всех воронов мира.
И я возгордился,
                              чрезмерно игрив.
Зазнался я так несусветно,
как будто бы вытатуирован гриф
на мне:
            "Совершенно секретно".
Напрасно я нос задирал к потолку,
с приятцей отдавшись мыслишкам,
что скоро прикончат меня -
                                                потому,
что знаю я многое слишком.
В Гонконге я сам нарывался на нож,
я лез во Вьетнаме под пули.
Погибнуть мне было давно невтерпеж,
да что-то со смертью тянули.
И я пребывал унизительно жив
под разными пулями-дурами.
Мурыжили, съесть по кусочкам решив,
а вот убивать и не думали.
Постыдно целехонек,
                                    шрамами битв
не очень-то я изукрашен.
Наверно, не зря еще я не убит -
не слишком я мудростью страшен.
И горькая мысль у меня отняла
остатки зазнайства былого -
отстали поступки мои от ума,
отстало от опыта слово.
Как таинство жизни за хвост ни хватай -
выскальзывает из ладоней.
Чем больше мы знаем поверхностных тайн,
тем главная тайна бездонней.
Мы столькое сами на дне погребли.
Познания бездна проклятая
такие засасывала корабли,
такие державы проглатывала!
И я растерялся на шаре земном
от явной нехватки таланта,
себя ощущая, как будто бы гном,
раздавленный ношей Атланта.
Наверное, так растерялся Колумб
с командой отпетой, трактирной,
по крови под парусом двигаясь в глубь
насмешливой тайны всемирной...
Фуку
Дальше